Лидия Богданович - Записки психиатра

— Но ведь мода требует денег?

— Изо всех сил я тянулась и подражала…

— Вы никого не любили?

— Любила… очень любила… студента-медика… И он меня тоже… Все бегал за мной, да вдруг стал отходить… Подружки уверили меня, что можно приворожить… Повели к одной молдаванке… Была такая в Москве… Три месяца все привораживала… взяла у меня много маминых и моих вещей, а Миша так и не вернулся ко мне…

— Он знал что-нибудь о вашей жизни?

— Нет, что вы, доктор! Он видел меня только на улице… Я говорила ему неправду, что отец занимает большой пост, что живем мы в достатке… Как и мои подруги, я показывалась ему в ярких нарядах… Думала, что это ему нравится, но ошиблась… Он уехал на Кубань. Недавно я ему о себе написала все…

— Ну что же, он поступил правильно, что уехал…

— Но ведь Миша сделал мне больно…

— Боль пошла на пользу: вы стали правдивы.

— Разве? — усомнилась Маруся.

— Ваше правдивое письмо вернет его сердце к вам.

Голубые глаза Маруси сделались влажными. Как бы умоляя, она сложила маленькие руки с облезшим от домашней работы маникюром..

Мне искренне было жаль эту девушку. Как могло случиться, что такая добрая, чуткая девушка, достойная глубокого уважения за свою тяжелую трудовую жизнь, как эта девушка могла стать попугаем?

Пришлось ей об этом сказать.

Она не обиделась, а поняла и заплакала.

Ее отец продолжал спать.

На следующий день я снова посетила пьяного отца Маруси, а через неделю направила его на длительное лечение в наркодиспансер.

Еще через неделю я зашла проведать Марусю. В двух маленьких комнатках все было так чисто и блестело, словно ожидались гости. Сама Маруся была в простеньком белом платье, и ее голубые глаза светились радостью.

«Отчего она такая?» — недоумевала я. Мы поговорили о будущем, и мне понравилось, что наметила себе в жизни Маруся. Теперь я знала, что она никогда не будет попугаем. И попросила ее:

— Если придет письмо от Миши, вы скажете мне?

— Обязательно! — сказала она и улыбнулась простой, доверчивой улыбкой, — а пока вот это…

Маленькая рука с облезшим маникюром протянула мне листок, сложенный вдвое. Это было заявление Маруси с резолюцией директора завода о зачислении в качестве лаборантки.

— Завод в двух шагах от нашего дома… а там и учиться буду.

Ко мне на прием пришел человек лет сорока пяти. Звали его Григорием Семеновичем. Он опустился на стул тяжело, как старик, и безнадежно произнес:

— Доктор! У меня тяжелый невроз… Все на нервной почве. Лечился у известных врачей, даже у гомеопатов… Бесконечно пью бром, люминал… Ничего не помогает! Начинаю приходить к выводу — стоит ли жить?

Я попросила его рассказать о своей жизни и деятельности.

Он нетерпеливо, с раздражением произнес:

— Вы — врач, это не имеет прямого отношения к болезни. В конце концов вам все равно, как живет человек и что делает.

Я постаралась ему разъяснить, что для успешного лечения невроза именно этот путь указал И. П. Павлов. Надо знать, как живет больной, не скрыта ли причина заболевания в условиях его жизни. Мое убеждение мало подействовало на Григория Семеновича: он рассказывал о себе нехотя, цедя слова и в то же время подчеркивал, что «занимал» ряд «высоких постов». Посты действительно были высокими, ответственными, но самого разнообразного характера. В ранней молодости Григорий Семенович обнаруживал способности и учился в художественной школе. Была мечта стать великим художником.

А молодежи свойственно мечтать и готовить себя к большой жизни. Это в порядке вещей. Молодые люди всегда устремляются ввысь. В мечтах они летчики, поэты, изобретатели, рекордсмены по спорту.

Однако построение идеала большой жизни требует больших усилий воли, преодоления препятствий, накапливания знаний.

Кропотливый труд художника тернист. Товарищи Григория Семеновича жили в стесненных условиях, нуждались, в «поте лица» трудились, неуклонно направляясь к цели. В то время сам Григорий Семенович пошел по другому пути. Он стал добиваться «легких» административных должностей. Мало этого, Григорий Семенович при случае бахвалился. С этого и началось. А там и желание к труду остыло. Самоуверенность помогла быстро подняться на должность начальника планового отдела какого-то главка. Был директором пивоваренного завода, прорабом строительной конторы, ревизором предприятий пушно-меховых изделий и т. д. Обычно работал недолго и, как правило, увольнялся «по состоянию здоровья». Перед ним открывались широкие перспективы труда, усилий, закаляющих волю, и опыта, но он себя не затруднял, а, не справляясь с возрастающими задачами, «заболевал».

Он рассказал мне, что стал раздражительным, склонным к мнительности. Он не выносил разговоров других людей, а вместе с тем сам о своей болезни рассказывал мне в течение часа. Считал, что к нему недружелюбно относятся, несправедливо «обходят по службе».

Это был невроз, явившийся результатом «характера, выпущенного на волю», легкомысленного отношения к своей деятельности.

— Меня посылали в санатории, я принимал массу процедур, но ничего не помогло. Сами видите, до чего дошел…

Григорий Семенович действительно попал в тупик, а перестраиваться было уже трудновато.

Как часто подобное легкомыслие приводит людей к стезе неудачников, не видящих смысла в жизни!

Как часто подобные неудачники обращаются к врачам, жалуясь на «нервную почву». К сожалению, врачи выписывают им рецепты, назначают ванны, впрыскивают возбуждающие средства… А человек вместо критической оценки себя и своих поступков продолжает во всем винить «нервную почву». М. Горький пишет:

«…страхи, стоны и жалобы кое-кого из вашей среды тоже ни что иное, как результат ощущаемой жалобщиками безоружности перед жизнью и их недоверия к своей способности бороться против всего, чем извне, а также изнутри угнетает человека „старый мир“» «…нужно запасаться верою в себя, в свои силы, а эта вера достигается преодолением препятствий…»

Я откровенно сказала «больному» свое мнение о происхождении его «нервного» заболевания. Он был раздражен и недоволен, но, кажется, первый раз в жизни призадумался. Слезы его облегчили.

Решительный сдвиг в здоровье Григория Семеновича произошел под влиянием психотерапии — могучего средства лечения словом.

Ведь слово, как нам известно, такой же раздражитель, как и всякий другой. Слово может вызвать у человека любые реакции. И если мы не отрываем человека от окружающей его социальной среды и понимаем весь его организм как единое целое, то успех психотерапии обеспечен. Но как излечиваются словом самые тяжелые нервные функциональные расстройства, например, истерические параличи, неукротимая рвота и т. д.? Или, несомненно, улучшаются и такие болезни как гипертония?