Владимир Кованов - Призвание

Перед нами был энергичный, волевой, собранный оратор, всецело владевший вниманием аудитории. В ходе лекции он вел подробный разбор хирургических больных, обращая особое внимание на распознавание заболеваний, показания к операции и последующее лечение больного. А. В. Мартынов лично отбирал больных для демонстрации, детально изучал историю их болезни, рентгенограммы, данные лаборатории.

Как в калейдоскопе, проходили перед нами больные с различными заболеваниями. Удивительно, как тонко чувствовал и понимал Алексей Васильевич состояние каждого из них, как осторожно и с каким тактом расспрашивал. В его вопросах не было ничего, что могло бы расстроить или насторожить больного. При демонстрации, скажем, больного раком желудка он говорил все, что нужно для нас, и вместе с тем ничего такого, что могло бы навести на тяжкие раздумья самого больного.

Незаметно летело время. Анализ сложных и интересных для нас случаев еще не окончен, как звенит звонок. Профессор чувствует наше настроение и продолжает читать до тех пор, пока не входит заведующий учебной частью кафедры и не напоминает, что время лекции истекло. Алексей Васильевич несколько смущается и, быстро попрощавшись с нами, уходит к себе в кабинет.

А. В. Мартынов часто повторял нам, что диагноз для хирурга — это все. Распознавание решает, делать ли операцию, как и когда, следует ли выждать или оперировать немедленно. Эти мысли лежали в основе преподавания хирургии в госпитальной клинике. Ими руководствовались его ученики, готовившие нас к самостоятельной врачебной работе.

Почти каждую лекцию профессор начинал с краткого сообщения о состоянии оперированных больных, разобранных на предыдущих занятиях. Он умело рисовал углем на стеклянной доске отдельные этапы операции. Некоторые из его рисунков, несомненно, явились бы украшением в атласе по оперативной хирургии.

Профессор Мартынов демонстрировал не только удачные операции и хорошие исходы. Ничего не скрывая, он рассказывал и о собственных ошибках в диагностике и оперативном лечении. Рассказывал для того, чтобы еще раз подчеркнуть, что если и опытные хирурги могут оплошать, то как же осторожны должны быть молодые врачи.

Алексей Васильевич часто делал в присутствии студентов наиболее ответственные перевязки, а раз в неделю вел с нами амбулаторный прием. Он придавал важное значение занятиям в поликлинике, где студенты разбирают не одного-двух больных, как в факультетской клинике, а видят большое число таких больных, с которыми им придется встречаться на практике. Он требовал, чтобы студент сам ставил диагноз и назначал лечение. Если тот в чем-то ошибался, профессор мягко и тактично поправлял его.

Словом, занятия на кафедре госпитальной хирургии были направлены на то, чтобы познакомить нас со всем многообразием хирургических болезней, а также научить методам обследования больных и умению быстро ориентироваться в заболеваниях.

Здесь же на кафедре нас знакомили с методами обследования и лечения челюстно-лицевых и урологических больных. Обучали даже технике экстракции (удаления) кариозных зубов. Но больных, нуждающихся в такого рода операциях, в клинику не клали. Их «доставал» стоматолог в соседней зубоврачебной поликлинике и приводил на занятия. На группу приходилось один-два больных, и преподаватель мог только показать нам, как нужно удалять зубы. Но хотелось самим выполнить операцию, освоить технику экстракции на практике. И тогда мы решили обследовать один другого. В результате обнаружили несколько запущенных зубов, которые надо было удалять.

Анатолий Федоров вырвал у меня кариозный зуб, а я стал такую же услугу оказывать ему. И вот уж тут моему другу пришлось помучиться, пострадать во имя науки. Нужно было удалить корни двух нижних зубов. С одним коренным зубом справился довольно просто, а вот под второй никак не удавалось подвести «козью ножку». После нескольких попыток «распахал» нижнюю челюсть так, что Анатолий долго ходил с распухшей щекой и никак не хотел показать плоды моей «работы».

Исключительно важно для практической деятельности врача хорошее знание таких клинических предметов, как психиатрия, нервные болезни, травматология и ортопедия. А профессор Петр Борисович Ганнушкин так увлекательно читал лекции по психиатрии и проводил разбор больных, что, несмотря на острую нехватку времени, мы упросили его дать нам несколько дополнительных занятий.

П. Б. Ганнушкин — выдающийся отечественный психиатр. Еще в дореволюционной России он принимал активное участие в организации психиатрической помощи в стране, проявлял особый интерес к проблемам социальной психиатрии. Талантливый ученый, Ганнушкин уже в ранний период своей деятельности вместе с передовой частью научной молодежи восставал против старых клинических представлений о неизлечимости психических заболеваний — представлений, связанных с влиянием западных ученых. Позже он стал одним из создателей советской психиатрии. Петр Борисович воспитал целую плеяду молодых психиатров, щедро передавая им свой опыт и знания. При этом он постоянно указывал на огромное значение социальной среды, правильной организации труда и быта в деле предотвращения психических заболеваний. Он был талантливым диагностом, обладал искусством подхода к психическим больным. Надо было видеть, с каким волнением и нетерпением ждали они профессорского обхода. Петр Борисович великолепно умел разговаривать с людьми, вызывать в них доверие и расположение.

Иногда нам удавалось присутствовать на его вечерних неофициальных обходах. Они не носили административного характера, не были проверкой работы персонала клиники. Обход посвящался беседам с больными «на свободе», когда Петру Борисовичу никто не мешал и не нужно было куда-то спешить. С одним он разговаривал по часу, другому задавал два-три вопроса. Одного больного слушал молча, не прерывая, другого — поправлял, останавливал, задавал вопросы. Ганнушкин почти никогда не спрашивал: «Как вы себя чувствуете?» Казалось, он вел разговор на отвлеченные темы, расспрашивал о делах в учреждении, где работал больной, говорил о литературе, искусстве, о последних событиях. Но мы понимали, что все эти данные позволяли профессору судить о границах психического расстройства больного.

Для профессора Ганнушкина как клинициста было характерным то, что он не переоценивал отдельные симптомы, характеризующие ту или иную форму болезни, их роль при установлении диагноза. Пациент был для него своеобразной книгой, каждая страница которой содержит что-то новое и важное. Он был неутомим в стремлении распознать сокровенный механизм психического заболевания больного.