Захарий Френкель - Записки и воспоминания о пройденном жизненном пути

В марте 1921 г. Екатерине Ильиничне с Иликом пришлось в течение почти двух недель пережить полный перерыв сообщения с Петроградом, совершенный отрыв от всех близких людей и все ужасы фронтовой обстановки во время ликвидации Кронштадтского восстания. Снаряды морских линейных кораблей и кронштадтских батарей в течение нескольких дней проносились над больницей, в которой на это время приютилась Екатерина Ильинична с сыном. От разрыва снарядов были разбиты все оконные стёкла. В помещениях гулял ветер, было холодно, жутко. Только после окончательной ликвидации кронштадтской эпопеи восстановилось движение поездов, и мне удалось приехать в Старый Петергоф.

В апреле уже были возможны пешие прогулки с Иликом, он к этому времени уже научился «неутомимо» ходить. Держа его за руку, а чтобы сказать правду — держа его на руках, я совершал длинные прогулки к морю, где над береговыми полыньями носились стаи диких уток, а в разбросанных в стороне от дороги отдельных мызах мы видели гоготавших гусей, козу или свиней. В иные из этих довольно отдалённых мыз не раз ходил я и один, без Илика, чтобы достать для него два-три стакана молока. Для Екатерины Ильиничны это была очень трудная задача. После тяжёлого рабочего дня, в осеннее ненастье и в зимнюю стужу ей приходилось ходить по округе, чтобы выменять бутылку молока за какие-нибудь принадлежности платья. Что мог сделать я, чтобы хоть сколько-нибудь облегчить ей эту задачу? Когда у нас на «Полоске» были козы, и каждый получал по стакану молока после утренней и вечерней дойки, я собирал свою долю в чистую бутылочку, как бы для того, чтобы выпить его с куском хлеба вместо завтрака на работе, и привозил это молоко сыну. Многими часами, пока Екатерина Ильинична была в больнице, Илик оставался на открытом воздухе, пока я заготовлял топливо для плиты из сухих веток, оставшихся в местах вырубки деревьев, или вскапывал в апреле и мае землю под посадку картошки.

Чтобы использовать мои еженедельные поездки в Старый Петергоф для моей работы, я согласился взять предложенное мне санитарным врачом Ходатом место врача в специальном детском доме для дефективных детей школьного возраста. Большим общественным бедствием в тот период была беспризорность детей, уезжавших с поездами, под кузовами вагонов, скрывавшихся в городских трущобах, в канализационных колодцах. Нередко эти беспризорники были участниками всяких правонарушений, носителями детской преступности. Устраивались многочисленные облавы для их поимки и помещения в детские дома и специальные учреждения для дефективных. Одним из таких учреждений и была в Старом Петергофе «школа-приют для дефективных». Врач школы должен был посещать время от времени эту обитель для принятия мер противоэпидемического характера (прививки), для надзора за санитарным благоустройством помещений и самого школьного участка и для участия в заседаниях совета школы. За это врач мог получать частично продовольственный паёк.

Не без колебаний принял я эту работу. Я посоветовался с профессором Грибоедовым [247] Грибоедов Адриан Сергеевич — профессор психиатрии, организатор и руководитель Невропатологической клиники в Петрограде (1920). . Несколько недель добросовестно штудировал литературу о дефективных детях и учреждениях для попечения, воспитания и обучения их. Несколько раз побывал на заседаниях совета школы, настойчиво добивался улучшений в санитарной обстановке помещений для детей, вёл беседы о соблюдении мер личной гигиены с одной из старших групп воспитанников. Но вскоре я решил окончательно отказаться от этой должности. Воспитатели и директор школы были сторонниками крутых дисциплинарных мер и вместо атмосферы доверия к воспитателям, педагогам и врачу у детей было затаённое злобное чувство мести и вражды. Преодолеть эту атмосферу можно было бы только настойчивой, долгой работой, прежде всего, с воспитателями, но об этом совершенно и думать было нельзя без смены директора. Взвесив свои силы и возможности, я пришёл к выводу о необходимости отказаться от работы в этом детдоме.

В ноябре 1921 г. Екатерина Ильинична переехала из Старого Петергофа в Володарское (бывш. Сергиево), заняв место врача детского учреждения. Отведённая для неё квартира имела отдельный вход, но состояла всего из одной довольно просторной комнаты. Чтобы навещать Екатерину Ильиничну и Илика, мне нужно было из Лесного трамваями добираться до Нарвских ворот. Оттуда уходил трамвай к «Красному путиловцу», а там, доехав до «Красного кабачка», сесть в загородный трамвай, с большими перерывами ходивший до Стрельны. Когда напряжение тока в сети было слабое, трамвай останавливался, и последние несколько километров нужно было идти пешком.

Поездки в Володарское заставляли познать все трудности транспорта и были подлинной школой выносливости и терпения. В то же время они обогащали знанием подлинной обстановки и условий городской жизни. Екатерина Ильинична предпочла переехать из Старого Петергофа, чтобы не работать в инфекционной больнице в постоянной тревоге подвергнуть опасности заразить Илика.

Недолгое пребывание в Сергиеве вскоре сменилось для Илика на долгие годы жизнью в более благоприятных условиях в Детском Селе [248] Так было названо в 1918 бывшее Царское Село. В 1937 Детское Село было вновь переименовано — в город Пушкин. , куда Екатерина Ильинична перешла на работу по устройству и заведованию санаторием для малышей (с мая 1922 г.). Начались годы чрезвычайно напряжённой для неё работы. Я же в те же годы был поглощён развёртыванием Отдела коммунальной и санитарной гигиены в Музее города, занят подготовкой к лекциям в Медвузе (ГИМЗ) и Институте усовершенствования врачей, руководством экскурсиями, подготовкой к печати ряда работ, в связи с чем мне приходилось много работать в Публичной библиотеке. Но в выходные дни я отрывался от всех этих дел и от работы на «Полоске» и переносился в другой мир, в мир сказочной красоты детскосельских парков, в мир впитывания вечных непостижимых, загадочных и захватывающих природных движений. По существу, гуляя с Иликом, я вновь переживал вместе с ним те дни, когда «нам новы все впечатленья бытия». Приведу здесь некоторые выдержки из сохранившихся моих записей.

«20 мая — 30 июня 1922 г. — Илик с мамой живут в чудесном помещении на берегу нижнего пруда в Детском Селе, среди великолепных дубов, лип, клёнов и сосен. Из окна комнаты — пленяющая картина: на зелени луга среди нескольких групп островов у самого берега пруда пасутся коровы и козы. В пруду постоянно плещутся десятки купающихся детей. За прудом на пригорке группы высоких деревьев, аллея из лиственниц, а дальше на горе среди зелени белеют стены дач… Здесь Илик проявляет гораздо больше самостоятельности, чем в Сергиеве. Сам убегает в другой конец дома на кухню, сам выходит во двор… Во время прогулок в парке Илик пробирается со мной ко всем перепадам воды из прудов по камням, хорошо уже знает статую Геркулеса, спящей Ариадны, Фавна и др. Знает в лицейском саду статую „Пускина“… Систематически я ходил с Иликом далеко в лес, в направлении Павловска. Мы собирали грибы, ловили бабочек, стрекоз и лягушек.