Дмитрий Соколов - Снадобье викингов

Путь предстоял не близкий.

— И к чему только нужен этот спорт? — заговорил со мной шофер Сазонов. — Ведь мы детей в пионерские лагеря отдыхать направляем. Пусть бы лучше по лесу гуляли да грибы собирали. А то б в шахматы играли.

— Скажете тоже — в шахматы. Малоподвижный образ жизни вызывает детренированность сердца, сокращает продолжительность жизни. Видели, по полю заяц пробежал, когда мы въезжали в лес? Сколько, вы думаете, этот шустрый косой живет лет?

— Лет десять, наверное.

— Пятнадцать. А его брат родной — кролик — в три раза меньше. И все потому, что первый бегает, а второй — в клетке. Ведет, так сказать, сидячий образ жизни.

— Так то у животных, — теперь уже менее уверенно, но все еще пытается возражать мне Сазонов.

— И у людей так. Вот вы работаете шофером, а замечали, кто имеет более стройную фигуру в нашем городе: шоферы или кондуктора?

— Факт, что не шофер. А это какое имеет отношение к нашему разговору?

— Да такое, что первый сидя работает, а вторая — преимущественно на ногах. А ведь чем уже талия, тем дольше жизнь.

— Ну и «обрадовали» вы меня!

Прямо из-за поворота дороги к нам, размахивая пионерским галстуком, бежала девушка лет 16—18, очевидно, пионервожатая. Василий Васильевич притормозил машину и, открыв дверцу, пригласил встречающую сесть и показать дорогу в лагерь.

— Вас как зовут? — спросил я девушку.

— Мария Сергеевна… Маша, — смущенно проговорила она, окинув нас быстрым взглядом. Алый румянец покрыл ее щеки. — Я уж вас заждалась…

— Если можно, расскажите мне, Маша, что у вас случилось?

— У нас проводились соревнования…

— Это мне уже известно, — перебил я девушку. — Вы мне лучше о мальчике расскажите.

— Извините, — смущенно проговорила Маша. — Он, как и многие ребята, принимал участие в беге на сто метров… Но на дистанции с ним что-то случилось, и он упал, немного не добежав до финиша. А мы-то уж думали, он станет чемпионом «забега», болели за него. Сейчас он в медпункте. У него кровь… С ним медсестра… Он почти не дышит!

Машина подошла к крыльцу, и, взяв медицинский сундучок, мы быстро поднялись по его ступенькам. Видно, случившееся было чрезвычайным происшествием в размеренной жизни лагеря. В коридоре медицинского пункта было много людей, то здесь, то там слышались их возбужденные голоса.

— Мария Сергеевна, — обратился я к шедшей рядом со мной пионервожатой, — будьте добры, попросите всех посторонних выйти. Кроме медсестры, остаться могут только начальник лагеря и пионервожатая отряда, в котором был пострадавший. Кстати, как его имя и фамилия?

— Миша Смолин!

В комнате на кушетке лежал парнишка лет 10—12. Около него на табуретке сидела девушка в белом халате и определяла пульс. Увидев нас, она торопливо встала, поправляя халат. В комнате пахло нашатырным спиртом. На столе стоял бикс и небольшой стерилизатор со шприцем и иглами.

— Здравствуйте! Как наш бегун? — бодрым голосом обратился я к молоденькой сестричке.

— Плохо, доктор, плохо! — как-то не по возрасту серьезно ответила она мне.

— Что ж, давайте посмотрим!

Вымыв руки, я присел у кушетки. Лицо лежащего передо мной мальчика было бледным. На его одежде и простыне — следы рвоты. Зрачки его светло-голубых, как безоблачное июльское небо, глаз, были сужены, кисти рук холодные, дыхание затруднено. Достаточно было положить руку на лоб, чтобы ощутить обильное потоотделение. Из глаз, словно капли росы, одна за другой стекали слезы. В уголках рта пузырилась слюна. Под носом сохранились следы запекшейся крови. Нос и лицо были сильно поцарапаны. Мальчик бредил. Прислушавшись, я попытался понять, о чем он говорит.

— Скажите, он сразу впал в такое состояние? — спросил я медицинскую сестру.

— Нет. Сначала он отвечал на вопросы и жаловался на головокружение. Кричал, что плохо видит.

— Вы хотите сказать, что потерял зрение?

— Да, во всяком случае, он никого не узнавал. А вообще-то я в тот момент оказывала мальчику помощь от кровотечения. Когда он упал, то повредил себе лицо, а носом шла кровь. Я думала, что в глаза ему попал песок, и промыла их. Однако к улучшению это не привело: у Миши появилась рвота, а затем он потерял сознание. Не от солнца ли это, доктор, день солнечный, наверно, перегрелся…

— Не думаю, хотя некоторые проявления и похожи: рвота, потеря сознания, носовое кровотечение. А вот изменения со стороны зрения и обильное выделение слюны в картину солнечного удара не укладываются. Скорей всего, мальчик чем-то отравился.

— Этого не может быть! — вмешался молчавший до сих пор начальник пионерского лагеря. — Пища детей готовится из доброкачественных продуктов, предприятие нас обеспечило холодильными камерами. Нет, отравление исключается…

— Мальчик мог отравиться не только в лагере, но и за его пределами: в лесу разных ядовитых плодов, ягод, грибов и кореньев много.

— Они там, конечно, есть, — ответил начальник, — но в связи со спортивными соревнованиями ни один из отрядов не выходил сегодня в лес.

— А может быть… — мой голос был прерван бессвязным бормотанием ребенка, — Миша уходил в лес один?

— Это исключается: вся территория лагеря огорожена, а у ворот, как вы сами видели, постоянно находится дежурный.

— И все же это отравление. Сестра, приготовьте все для срочного промывания желудка. Введите под кожу атропин. Надеюсь, у вас найдется крепкий чай или кофе? — снова обратился я к начальнику лагеря.

— Так, может быть, доктор, мы лучше пройдем в столовую? — не понял он меня.

— Я не для себя, а для больного прошу. И пусть принесут побольше кипяченой воды.

Прошло не больше часа, как к Мише вернулось сознание. Молодой и крепкий организм мальчика справился с недугом. Вместе с тем он был еще настолько слаб, что много разговаривать с ним не пришлось. На вопрос, что кушал сегодня утром, покраснев, ответил: «Что все, то и я ».

Весть о том, что «Мишка открыл глаза», мигом облетела лагерь. Персоналу с трудом удавалось не допускать ребят к окнам комнаты, где лежал больной. Естественно, что мы не могли долго задерживаться. Дав рекомендации медсестре лагеря по дальнейшему уходу за ребенком и забрав на анализ промывные воды и остатки рвотных масс в стеклянную баночку, я направился к машине. Вдруг меня окликнули.

Из тенистой аллеи развесистых лиственниц вышла та самая Маша, которая встречала нас на дороге около лагеря. Рядом с ней шли другая девушка в пионерском галстуке и мальчик.

— Дмитрий Константинович, только послушайте, что говорит этот мальчик.

— Что такое?

— Ну, Максим, расскажи про Мишу, — обратилась вожатая к пионеру, которого вела за руку. — Пойми, что это важно для его здоровья.

Наш разговор с Максимом затянулся. Выяснил я следующее. Миша Смолин был самолюбивым мальчиком. Он стремился быть первым везде и во всем и очень переживал, когда успех приходил к другим. На спортивных соревнованиях по бегу, проводившихся в отряде, к финишу он пришел третьим. Буквально со слезами на глазах он ушел со спортивной площадки, когда одна из девочек назвала его хвастуном. Вероятней всего, он был настолько уверен в своих силах, что пообещал, будто прибежит быстрее всех. Вечером во время ужина он и сказал Максиму, что у него есть такое средство, которое поможет ему бежать быстрее всех на лагерных соревнованиях, и загадочно похлопал себя по карману. Более того, буквально за полчаса до старта он уходил на несколько минут со стадиона.