Юрий Гусев - Во все глаза. Секретная книга для тех, кто хочет сохранить или исправить зрение

После этого я уже не сомневался в выборе направления. Святослав Николаевич, сам великий человек и ученый, собирал вокруг себя сильную команду врачей и специалистов, вдохновляющих своим примером. И, когда на 5-м курсе у нас начался цикл глазных болезней, я гордо объявил, что уже занимаюсь в кружке.

Так мой отец и Нонна Сергеевна Ярцева дали мне путевку в офтальмологию.

Вскоре Нонна Сергеевна отвела меня в Отдел глаукомы, где я познакомился с заведующим отделом Валентином Ивановичем Козловым. Это был уже немолодой, но по-прежнему увлеченный, ищущий и пытливый человек. Он постоянно занимался разработкой и внедрением новых хирургических методик и методов обследования глаукомы. Так как я был технически грамотным, хорошо разбирался в физике и мог спаять какую-то простую электронную схему, то быстро подружился с Валентином Ивановичем, был полезен ему и получил распределение в его отделение. Валентин Иванович в то время занимался разработкой прибора, который позволил бы измерять давление в поверхностных (эписклеральных) сосудах склеры. От изменения давления в них зависит течение и прогноз глаукомы, а также эффективность оттока жидкости после операции по поводу глаукомы. Это была научная работа, и я активно участвовал в ней.

В конце пятого курса Святослав Николаевич собрал всех студентов, посещающих кружок, у себя в кабинете. Это был практически пульт управления центром. Множество телевизоров транслировали ход операций из всех операционных, и Фёдоров мог наблюдать и в нужный момент вмешаться.

Знаменитый кабинет Фёдорова С. Н.

В то время в центре уже начали делать первые операции. Это был период становления и эмоционального подъёма. Атмосфера чего-то нового, вдохновляющего, выдающегося чувствовалась в коллективе. Каждый ощущал себя сопричастным к созиданию чего-то грандиозного, необыкновенного, перспективного.

Нас, кружковцев, было 12 человек – 11 молодых людей и 1 девушка.

– Всех ребят, которые хотят стать офтальмологами, беру к себе на курс субординатуры и постараюсь всех оставить работать у нас в институте, – объявил нам Святослав Николаевич, озвучив наши мечты.

Субординатуру я отработал в отделении хирургического лечения глаукомы: писал истории болезни, ассистировал в операционной, продолжал ходить в кружок. В то время вышла моя первая научная статья в соавторстве с Нонной Сергеевной, посвященная исследованию кровотока у пациентов с глаукомой. С ней было очень интересно работать. Мы вели ее больных, изучали аккомодацию на различных приборах, пульсовое давление, наблюдали пациентов с синдромом Шегрена (основной симптом – генерализованная сухость слизистых оболочек, в том числе глаз – прим. ред. ), с пигментным ретинитом и другими заболеваниями. Вели так называемые «тематические карты», в которых подробно от руки заполняли все результаты исследований, состояние органа зрения пациента до лечения, после лечения, в отдаленном периоде. Так мы постигали азы научных работ.

После субординатуры меня распределили в отделение хирургического лечения диабетической ретинопатии и патологии оперированного глаза. В то время заведовал отделением профессор Ярослав Иосифович Глинчук. Меня тепло приняли в коллектив, и я начал заниматься такими проблемами, как отслойка сетчатки, травмы глаза, гемофтальм, диабетические и прочие патологии.

Безусловно, я мечтал оперировать, но нас долго не допускали к самостоятельным операциям. Молодые врачи по нескольку лет ассистировали опытным хирургам и вели истории пациентов, терпеливо дожидаясь своего звездного часа. Некоторые, не дождавшись, уходили и меняли специальность.

Я оставался в институте, потому что мне очень нравился Святослав Николаевич, его подход к делу, к лечению пациентов, его новаторство, великий дух и ум. Он мыслил нестандартно и ничего не боялся.

И конечно, мне очень нравилась офтальмология. Я был ею заражен и увлечен. В институте в то время уже были прекрасные микроскопы и новейшее оборудование в операционных. Ассистент так же, как и ведущий хирург, наблюдал весь ход операции под микроскопом. Оперировали мы без перчаток, обрабатывая руки до стерильности – Фёдоров не любил перчатки, считал, что микрохирургия требует особой чуткости рук. Инструменты и нити, которыми мы зашивали глаз, тоже были современные, тончайшие, самых лучших мировых производителей. Только хрусталики вставляли свои, отечественные, которые изготавливали тут же – на заводе при МНТК «Микрохирургии глаза».

Вместе с Ярославом Иосифовичем Глинчуком мы проектировали и вносили усовершенствования в витреотом – аппарат, которым удаляют стекловидное тело, срезая волокна и одновременно отсасывая их и вводя физиологический раствор. Чтобы волокна не тянуть, а именно срезать, нужна идеально заточенная режущая часть. Поэтому у меня было несколько инструментов, которым я сам её подтачивал.

Наконец, набравшись опыта, я получил возможность провести самостоятельную операцию. К тому моменту пациентов в институт стало обращаться все больше и больше, объективно потребность в хирургах возросла. Нужно было осваивать новые хирургические технологии – появилась радиальная кератотомия (радиальную кератотомию, предложенную Фёдоровым, ввели в практику с 1977 года – прим. ред.).

Нужно было оперировать больше катаркт и имплантировать искусственные хрусталики – пациенты приезжали за ними со всей страны и всех союзных республик. И Святослав Николаевич в приказном порядке распорядился молодым хирургам оперировать самостоятельно.

Одной из первых техник, которую я освоил, была вазореконструктивная операция на височной артерии при глаукоме, при атрофии зрительного нерва и некоторых других дистрофических заболеваниях сетчатки и зрительного нерва.

Следующими стали склеропластическая операция при прогрессирующей близорукости и все виды радиальных кератотомий, которые мы проводили в большом количестве. Потом я научился оперировать катаракту, отслойку сетчатки. В последующем освоил другие сложные техники.

Про дебют в операционной расскажу отдельно. Первую свою пациентку с кератотомией помню до сих пор.

Признаюсь честно, было очень страшно, но самому сделать операцию хотелось ещё сильнее.

Я уже писал, что Святослав Николаевич мог в любой момент подключиться к ходу операции: в каждом микроскопе стояла видеокамера, изображение с операционного поля передавалось на мониторы в зале и в кабинете Фёдорова. В институте было около 40 операционных залов: 8 залов на втором этаже, по 2 микроскопа в каждом; 8 микроскопов на седьмом этаже плюс «Линия прозрения» (так назвал Фёдоров офтальмологический конвейер, на котором большому количеству пациентов врачи оказывали помощь поэтапно – прим. ред. ). На примерно 30 мониторов в кабинете Святослава Николаевича передавались изображения операций в реальном времени. Каждому хирургу подключали наушник, через который Фёдоров при необходимости давал распоряжения.