Филипп Бассин - Проблема «бессознательного»

Совершенно очевидно, что без использования таких по­нятий никакие гипотезы о «рассогласовании» между дви­гательным эффектом, фактически достигаемым на пери­ферии, и требуемым конечным результатом моторной ре­акции, никакие представления о «сличении» обоих этих моментов, о «корригировании» первого из них на основе второго осмыслены быть не могут.

Когда все эти довольно необычные для классической нейрофизиологии способы интерпретации нервных меха­низмов стали впервые проникать в учение о мозге, в неко­торых работах были высказаны сомнения: не выявляется ли подобным подходом скорее «логика» (закономерности смены фаз) физиологического процесса, чем конкретные материальные механизмы последнего? Сторонники же бо­лее категорических и скептических формулировок добавля­ли, что все эти построения носят чисто вербальный и не­доказуемый характер и потому вообще не могут рассмат­риваться как углубление знаний о реальной организации и реальных способах работы мозга.

В основе своей мысль о связи новых понятий с «логи­кой» физиологического процесса была правильной. Одна­ко из нее отнюдь не вытекало заключение о бесплодности новых представлений, к которому склонялись критики. Ошибка последних была в том, что они недостаточно учи­тывали некоторые своеобразные особенности развития нейрофизиологических идей, которые отчетливо и для многих неожиданно выступили на переживаемом нами этапе.

Действительно, одной из наиболее, по-видимому, харак­терных и многими историческими факторами обусловлен­ных черт современного развития нейрофизиологии являет­ся то, что последняя, как подчеркнул Н. А. Бернштейн, «...должна пройти через этап... логических дедукций... как через свою обязательную фазу. Мы уже не можем остано­виться на пути, по которому начали идти фактически не­сколько десятков лет назад. Приняв экспериментальна обоснованное представление о коррекциях, мы несколько позже на основании прослеживания именно логики физио­логического процесса оказались вынужденными прийти к представлению о "предвосхищении" результата действия, о необходимости существования... "моделей будущего"... и т.п. И лишь затем эти представления начали находить свое экспериментальное подтверждение. А сегодня, углуб­ляя этот же методический подход, мы приходим к представ­лению о матричном характере выработки навыков, о су­ществовании так называемых гипотез и т.п... Конечно, та­кой способ развития физиологической теории необычен для периода классических работ... Он отражает постепенное возрастание в физиологии роли чисто теоретических по­строений, свидетельствующее об углублении знаний. И он дает основание аналогизировать между ситуацией, посте­пенно зарождающейся в современной нейрофизиологии, и положением, которое возникло в XIX веке в физике,, в послефарадеевском периоде, когда благодаря работам Maxwell, Boltzmann, Planck и др. стал создаваться костяк теоретической физики как направления, претендующего на право самостоятельного прогнозирования физических закономерностей. Конечно, не случайно, что в современной нейрофизиологии, так же как в физике XIX века, это воз­растание роли теории сопровождается математизацией ос­новных представлений, все большим их переводом на язык количественных и точно соотносимых понятий» [14, стр. 52].

Мы привели эту длинную выдержку потому, что в ней подчеркнуты тенденции, во многом повлиявшие на всю со­временную постановку проблемы «бессознательного». Мы не хотели бы сейчас обсуждать вопрос о степени обосно­ванности п плодотворности этих тенденций [4] Хотя автор настоящих строк, являющийся соавтором приведенноrо выше отрывка [14], полностью, естественно, разделяет представления, оодержащиооя в последнем. . В непосред­ственно интересующем нас сейчас аспекте важно обратить внимание лишь на одну специфическую особенность этого подхода, которая понимается многими его сторонниками как его важное преимущество: на создаваемую им возмож­ность детерминистически объяснять формирование целесо­образного, «разумного» поведения материальной системы (возникновение реакций адекватного выбора, избегания и т.п.), вопреки тому, что анализ остается замкнутым в рамках чисто физических, логико-математических и физио­логических категорий, т.е. полностью исключает апелля­цию к представлению о «сознании».

Можно с уверенностью сказать, что весь пафос таких исследований, как анализ возможностей образования поня­тий автоматами, проведенный МасКау [106, стр. 306—325], как первые работы Kleene, посвященные изучению процес­сов, происходящих в нейронных сетях [106, стр. 15—67], как изучение возможностей синтеза на основе вероятност­ной логики надежных организмов из ненадежных компонентов, выполненное von Neumann [106, стр. 68—139]; та­ких теперь уже представляющихся отчасти устаревшими построений, как схемы «усилителя мыслительных способ­ностей» Ashby [106, стр. 281—305] и машины «условной ве­роятности» Uttley [106, стр. 352—361] и т.д., заключался главным образом в том, чтобы понять избирательный ха­рактер реакций и проявления наиболее сложных форм ин­теграции как функцию определенной пространственно-вре­менной структуры материальных процессов, чтобы связать идеи селекции и переработки возбуждений с закономерно­стями математической логики, представления которой могут быть выражены в виде электрических или идеализи­рованных логических схем. В дальнейшем эта тенденция проникла уже непосредственно в учение о конкретных физиологических механизмах работы мозга, вынуждая многих исследователей затрачивать огромные усилия на анализ нейродинамических эффектов, наблюдаемых при определенном типе организации клеточных ан­самблей.

Мы не можем сейчас задерживаться на деталях этого в высшей степени характерного для нашего времени на­правления мысли. Для нас важно сейчас только то, что во всех случаях, изучались ли заведомо искусственные ней­ронные схемы с жестко детерминированными связями (McCulloch и Pitts [106, стр. 362—384]) или с вероятност­ным характером детерминизма (Rapoport [228], Shimbel [245], Beurle [114]); анализировались ли нейронные сети, о которых можно было предполагать, что они более или ме­нее близки по общему плану строения к формам ветвлений реальных (мозговых путей (Fessard [243, стр. 81—99], Scheibel, Scheihel [236]) или проводились исследования, ос­новывающиеся на так называемых гистономическпх дан­ных, т. е. на математически формулируемых закономерно- стих строения и взаимного расположения клеток в реаль­ном нейропиле (Sholl [246], Bok [115], — во всех этих слу­чаях конечная задача оставалась по существу одной и той же: понять особенности движения и переработки импульс­ных потоков, которые, завися от организации нервных пу­тей, определяют в свою очередь более сложные формы нервной интеграции и приспособительное реагирование в целом. В своей общей форме эта задача была наиболее чет­ко сформулирована недавно Fessard [243].