Филипп Бассин - Проблема «бессознательного»

Понимая доминанту как такой регулирующий фактор (мы бы сказали, как важный элемент физиологического механизма установки) и приписывая этому фактору дале­ко идущее влияние на динамику сновидений, И. Е. Воль­перт безусловно прав [89]. Нет более ярких доказательств ре­гулирующего влияния сложных доминант (или, точнее, видоизменяя только форму выражения, но не существо мысли: нет более ярких доказательств регулирующего вли­яния установок, глубоко захватывающих личность), чем приводимые И. Е. Вольпертом случаи прямого продолже­ния в сновидении творческой деятельности, начатой во время бодрствования (уже упоминавшееся нами открытие Кекуле в условиях сновидно измененного сознания форму­лы бензола, создание Tartini в сходной ситуации сонаты «Трель дьявола», завершение Державиным в аналогичном состоянии оды «Бог» и др.). И. Е. Вольперт обоснованно подчеркивает и выдающуюся роль, которую в продуциро­вании сновидений играет фактор аффективности, выступа­ющий не «самостоятельно», а лишь как "качество" доми­нанты» (мы бы сказали, как эмоциональная окрашенность соответствующей установки, что есть опять-таки толь­ко повторение другими словами мысли И. Е. Вольперта).

Далее, однако, возникает основной вопрос: можно ли дать объяснение символике сновидений, используя пред­ставления, которые предпочитает И. Е. Вольперт? В по­рядке гипотезы, безусловно, да. И. Е. Вольперт опирается на хорошо изученные физиологические проявления доми­нант, когда он говорит, что «господствующая в сновидном синтезе доминанта, нередко латентная, которая объеди­няет в сновидении более слабые доминанты, не берет их каждую целиком в состав сновидения, а как бы отбирает отдельные их фрагменты и только эти детали компонирует в целую сновидную сцену. Да и сама господствующая до­минанта входит в состав сновидения не целиком, а только одной своей деталью или фрагментом. Тогда эти детали приобретают значение намеков на то целое, из которого они взяты, значение символов целого. На этой закономер­ности основаны те психические механизмы сновидений, которые Freud описал как "часть вместо целого", "сгуще­ние", "смешение"... Символы в сновидениях — случайные "обломки" доминант, всплывающие в сонном сознании по признаку соответствия господствующей в данный момент явной или скрытой доминанте» [24, стр. 134].

В этих высказываниях звучит совершенно определен­ный и внутренне последовательный подход к проблеме символики сновидений. Символизм сновидения — это, по И. Е. Вольперту, выражение прежде всего фрагментарно­сти образов, которые отражают ту или другую доминанту (или установку), оказывавшую достаточно глубокое влия­ние на поведение или сознание субъекта в условиях бодр­ствования. Именно эта фрагментарность, «случайный», психологически не мотивированный характер образов сновидения, отбор последних независимо от их значимости как представителей смысловой стороны доми­нанты, детерминируемость подобного отбора фактора­ми чисто физиологического порядка (явле­ниями индукции, фазовыми состояниями, неодинаковыми степенями заторможенности различных элементов доми­нанты, дробным растормаживанием, тенденцией возбуди­тельного процесса к генерализации или, наоборот, к концентрации) — вот что придает, по Вольперту, сновидению его характерные двойственные черты: иногда отчетливо распознаваемую близость к волнующим переживаниям бодрствования, относительную общую упорядоченность к «понятность», а иногда, наоборот, отсутствие четких свя­зей с этими переживаниями, внутреннюю алогичность и: бессистемность. Одновременное же проявление этих осо­бенностей приводит к возникновению в сновидениях «по­нятных» фигур на общем «непонятном» фоне, к появле­нию элементов, более близких в смысловом отношении, чем другие, к основной, определяющей сновидение доминанте и приобретающих поэтому характер своеобразных «наме­ков» на эту доминанту или ее символов.

Мы охарактеризовали три главных подхода к проблеме символики сновидений, существующих в современной ли­тературе: традиционный психоаналитический, психологи­ческий (рассматривающий символику как функцию образ­ности мысли) и физиологический. Эти подходы не исчер­пывают всех попыток решения вопроса о «языке» сновид­но измененного сознания. Однако наиболее важные споры, происходившие на протяжении последних десятилетий о природе сновидений, велись между сторонниками именно» этих трех концепций.

Нет необходимости повторять доводы, по которым дол­жна быть безоговорочно отвергнута первая из описанных трактовок, уходящая корнями в представления ортодок­сального фрейдизма. Сложнее обстоит дело с двумя дру­гими: второй, которую можно назвать концепцией «со­скальзывания» измененного сознания на язык образов, и третьей, основанной на сведении всей проблемы симво­лики сновидений к представлению о фрагментарности последних и чисто физиологической обусловленности их динамики. Против каждого из этих толкований можно привести доводы, показывающие их слабые стороны, и то, что каждое из них проблему символики сновидений до конца не раскрывает. Поэтому мы должны рассматривать эти концепции скорее лишь как возможные гипотезы, чем как проверенные теории, дающие исчерпывающее объяснение затрагиваемым ими трудным вопросам.

Важно точно сформулировать, в чем заключается ос­новное расхождение между обеими этими концепциями. Для концепции «фрагментарности» символическое сно­видение — это осколок переживаний, который приобре­тает характер символа только потому, что в нем случайно, в силу закономерностей физиологического порядка, ока­залась воспроизведенной та или другая деталь или черта, относящая нас к переживанию в целом. Для концепции же «соскальзывания» на образный язык сновидно изме­ненного сознания символизм сновидения — это выраже­ние характерного, генетически обусловленного способа связи между визуализированными психологическими со­держаниями, выражение тенденции придавать образную форму тому, что в условиях бодрствования выступает как система понятий, опирающаяся на логические связи и потому свободная от ограничений наглядности.

Для того чтобы проиллюстрировать это различие под­ходов, мы воспользуемся красивым примером, который приводит И. Е. Вольперт [24, стр. 143]. Некто С. после ряда лет совместной жизни с женой увлекся другой жен­щиной. Перед ним возник сложный вопрос о разводе. И вот в одну из ночей ему снится: туманным утром он идет с женой по безлюдной улице, впереди развилка. Жене идти направо, ему налево. С. прощается с женой, в этот момент его охватывает чувство острой к ней жа­лости и на этом сновидение обрывается. Как объяснить возникновение этих несомненно символических образов? С точки зрения гипотезы «фрагментарности»: мощная доминанта вызвала благодаря случайной констелляции физиологических состояний оживление следа, в данном случае конкретного образа, который был как-то, возмож­но чисто ассоциативно, связан благодаря прошлым пере­живаниям с представлением о разводе. С точки зрения типотезы «образного языка»: сновидное сознание вырази­ло на своем визуализирующем «языке» то, что для созна­ния бодрствующего выступало как отвлеченное понятие, как идея супружеского развода. Какому же из обоих этих толкований следует отдать предпочтение? Ответить на этот вопрос, конечно, далеко не просто.