Александр Гофман - Клинические разборы в психиатрической практике

Теперь по поводу его сверхценных образований, которые отметил лечащий врач. Я думаю, что это действительно можно отнести к сверхценным образованиям. У органиков с чертами эпилептоидности, с повышенной внушаемостью в нестандартных ситуациях действительно легко возникают сверхценные образования, особенно у примитивных личностей. Алла Анатольевна отметила, что в отделении он примитивен. Поэтому примитивны трактовки его состояния: его сглазили, поэтому он идет в церковь. Видите, он относится к этому двойственно, он не настаивает на этом, он просто не хочет на эту тему говорить, но пока думает по-старому. Однако бредовая трактовка отсутствует.

Теперь о том, как развивалась его болезнь. До февраля, когда он заболел гриппом, у нас нет основания считать, что это был нездоровый человек, по крайней мере, данных об этом не было. Развивался нормально, без особенностей, закончил престижное училище ВДВ, работал военпредом, занимался боевыми искусствами. А затем — война. Он стал профессиональным воином. У большинства, прошедших через военную мясорубку, в дальнейшем в той или иной степени на короткое или продолжительное время остаются характерные психические расстройства. Они описывались еще и после Первой мировой войны. Вспомните Ремарка. В медико-психологической литературе эти расстройства после вьетнамской войны получили определение «посттравматический синдром» и позднее — «посттравматическое стрессовое расстройство». Я помню свое детство, вернувшихся с войны солдат, молодых мужчин — им было немногим за 20–30 лет. Они, напиваясь пьяными, со слезами вспоминали войну, о том, как они давили танками немцев, как теряли товарищей. А в трезвом состоянии они были такие забитые, немножко «пришибленные» молодые мужчины. Мы, мальчишки, которые слушали их «пьяные» рассказы, конечно, не могли это воспринимать нормально, считали их пьяницами. А это был настоящий посттравматический синдром. Многие из них потом очень быстро спивались и погибали. Обратите внимание, что многие настоящие фронтовики, прошедшие горнило войны, не любят о ней рассказывать. И только потом, через много лет они делятся воспоминаниями и то ограниченно. Судя по высказываниям нашего больного, его фронтовые переживания обострились недавно, только после нейроинфекции, он впервые пошел в церковь исповедоваться в военных грехах, ему только сейчас стали сниться сны, где он пишет «похоронки». Таким образом, можно сказать, что инфекционное заболевание, усугубившее органическую патологию ЦНС, резко астенизировавшее больного, повлекло за собой обострение латентного посттравматического синдрома. Стержнем его болезни является травматическая энцефалопатия. Алкоголизм, безусловно, усугубил церебральную патологию. Даже по неполным, путанным данным анамнеза, бравадным рассказам о запредельных, безусловно смертельных дозах алкоголя, можно утверждать, что у больного 2-я стадия алкоголизма, алкогольный «стаж», безусловно, большой, а настоящая ремиссия исключительно терапевтическая.

Таким образом, диагноз можно сформулировать так: «Энцефалопатия сложною генеза, психоорганический синдром у личности с эпилептоидными чертами и нажитой психопатизацией. Обострение посттравматического стрессового расстройства».

Теперь о терапии. Я думаю, что, конечно, на первом месте должна быть дегидратация. Я бы порекомендовал провести курс магнезии. В неврологической практике считается, что наиболее эффективный способ снижения внутричерепного давления — глицерин в смеси с сиропом. И, конечно, ноотропы. Ноотропы улучшают работу мозговых клеток. Это как бы витамин для мозга. Если пользоваться ноотропилом, то надо давать по 3–4 г в сутки, можно еще добавить церебролизин, может быть, сейчас, может быть, попозже внутривенно по 5 мл. Витамины ему нужны обязательно, желательно в больших дозах, а также транквилизаторы, финлепсин, азалептин и психотерапия.

Уважаемые коллеги, вашему вниманию представляется больной П., 1945 года рождения, находящийся на лечении в больнице им. В. А. Гиляровского с 24.01.2003 г. по настоящее время.

Анамнез.Наследственность психическими заболеваниями не отягощена. Родился в Литве в семье сельских жителей. Мать умерла от сердечно-сосудистой болезни в старческом возрасте. Отец умер от рака желудка. Пациент — пятый ребенок в семье. Особенности раннего развития установить не удалось. Со слов сестры, рос активным, болел редко. Развивался правильно, от сверстников не отставал. В школу пошел с 6 лет, учился хорошо. Предпочтение отдавал гуманитарным предметам. Хорошо рисовал. Закончил 10 классов и поступил в художественное училище. Проучившись 1 год, оставил учебу. Причину установить не удалось. В дальнейшем год работал жестянщиком. В 1966 г. был призван в армию. Служил писарем-каптенариусом в системе МВД в Сибири. Во время службы были сексуальные отношения с сослуживцами. Демобилизовался в 1968 г. на общих основаниях. В начале 1970-х годов переехал в Москву и поступил в геологическое училище, в дальнейшем не раз бывал в экспедициях. В экспедициях работал грузчиком, проходчиком. С 1979 г. работал дворником, многократно меняя места работы из-за зарплаты. В законном браке никогда не состоял, но, живя в Сибири, якобы поддерживал отношения с женщиной, которая родила от него 2 детей. Кратковременно встречался и с другой женщиной. Является гомосексуалистом. Поддерживает сексуальные отношения с мужчиной, который опекает его до сих пор. По характеру был всегда спокойный, добрый, отзывчивый. В течение всей жизни алкоголем не злоупотреблял, не курит. Проживает один в коммунальной квартире. Отношения с соседями, со слов сестры, непростые: двое соседей претендуют на его комнату, всячески притесняют. Пациент родственников в Москве не имеет, сестры проживают в Литве. В 1999 г. перенес черепно-мозговую травму. Со слов любовника, в 1996 г. ударился затылком во время купания. Сознание не терял, к врачам не обращался, тошноты, рвоты и отдаленных последствий в виде головных болей не отмечалось. Рассказывал об этом сестре в 2002 г., когда ездил в Каунас навестить родных. Уже тогда сетовал на ухудшение памяти. Часто по нескольку раз пересчитывал деньги, искал свои вещи, был забывчив. Однако много самостоятельно ездил по родным в Каунасе и пригороде. Память продолжала прогрессивно снижаться. Перестал за собой следить, терял навыки. Почти ничего не ел. Купив продукты в магазине, мог их выбросить, так как считал, что они больше не нужны. Через некоторое время вспоминал об этом и огорчался. Перестал пользоваться привычными предметами. В течение 2–3 лет стал забывать русский язык, постепенно стал использовать в беседе литовские слова. В это же время стал нелеп в высказываниях: говорил, что соседи его подслушивают, хотят отобрать комнату, заявлял, что за стеной играет музыка, обвинял их в воровстве вещей и денег. Непосредственно перед госпитализацией заявлял, что соседи действуют на него каким-то аппаратом, предлагал любовнику ворваться к соседям и застать их за этим занятием. Заявлял, что под диваном находятся какие-то провода. Самостоятельно обратился к психотерапевту с жалобами на нарушение памяти. В дальнейшем обратился в ПНД с просьбой о госпитализации и обследовании.