Марк Мирский - Главный хирург Н. Н. Бурденко

Недостатки военно-медицинской службы царской армии наиболее отчетливо проявились в первой мировой войне. Изучение статистических показателей деятельности военно-медицинской

службы говорит об явно неудовлетворительном обслуживании русской армии. Так, смертность среди раненых достигала И —11,5 проц., инвалидность — 30 проц., а число возвращенных в строй колебалось в пределах 40–45 проц. Нужно ли еще какое-то подтверждение неудовлетворительной организации военно-медицинского дела в царской армии?..

Участник первой мировой войны, видный русский хирург профессор В. А. Оппель вспоминал: «Система эвакуации в 1915 г. (как и в течение всех лет первой мировой войны. — М. М.) процветала. Отдельные перевязочные отряды дивизий, отдельные лазареты дивизий, подвижные госпитали работали хирургически, но большинство бездействовало, ограничиваясь перевязками и наложением неподвижных повязок, причем под повязками текли моря гноя. Причин для такого отношения было много: то прямой запрет производить операции, то невозможность их делать за отсутствием хирурга или за отсутствием соответствующего инструментария, то сознательная убежденность в пользе именно эвакуационной системы, то желание передать раненого для операции в более благоприятные условия» 1.

Фактов мнимого «торжества» эвакуационной системы было очень много — их часто приводили в своих выступлениях в печати и на научных съездах и сам Бурденко, и другие, работавшие с ним бок о бок хирурги. Вот что говорил, например, на проходившем в 1916 г. XIV съезде русских хирургов профессор К. С. Сапежко:

«Эвакуационный пункт во Львове отправлял по 10–12 поездов в день, почти не осматривая, не перевязывая ран после пяти-шести дней пути. Не потому, что этого невозможно было сделать, — имелось много врачей. Во Львове я с целым отрядом сестер предлагал эвакуаторам служить этому делу, но господа эвакуаторы (это особый тип людей, их делает фронт) предпочитали писать в ведомостях «прибыл», «отбыл», что заканчивалось просто и коротко, и поезд шел от Львова до Киева или Москвы часто с первичными повязками».

Не удивительно, что в таких условиях инфекция из «грязных» ран, которой своевременно не было дано отпора, распространялась по всему организму и порой делала состояние раненого безнадежным.

С другой стороны, отсутствие хорошей регистрации и преемственности в лечебных мероприятиях приводило к другому злу— ненужным частым перевязкам. Обследовав на одном из участков фронта около 3 тысяч раненых, Бурденко обнаружил, что огромному большинству из них делали по 3–5 перевязок в сутки. Сколько ненужных страданий причинялось раненым, сколько было нанесено вредных повторных травм и сколько понапрасну было потеряно дорогого времени хирургов!

…На всех постах, которые занимал Бурденко в армии — а был он и начальником госпиталя, и хирургом — консультантом фронта, и несколько месяцев исполнял даже обязанности главного военно-санитарного инспектора, — он борется за наиболее рациональную организацию военной медицины, стремится, чтобы военно-санитарная служба действовала образцово. Он обрушивается на бездарных начальников — «генералов от медицины», спорит, доказывает, убеждает, приказывает… Тщетно! Царская администрация мало в чем поддерживает его.

И в конце концов Бурденко с головой уходит в хирургию. По крайней мере здесь, у операционного стола, он на своем месте, его скальпель приносит ясную, ощутимую пользу. На Северо-Западном и Северном фронтах рядом с ним трудятся первоклассные хирурги — Богораз, Мартынов,

Миротворцев, Петров, Мыш. Все они словно бы соревнуются друг с другом, но негласное первенство отдают Бурденко.

Николай Нилович много оперирует (за время первой мировой войны он сделал более двух тысяч операций), скальпель в его руках творит чудеса.

Вот что писал об операциях Бурденко в 1915 г. корреспондент издававшегося тогда журнала «Русская старина».

«…Человек в защитной куртке и фуражке, в высоких сапогах, высматривающий из-за золотых очков, всегда одинаково ровный, редко повышающий голос, сосредоточенный, будто о чем-то вспоминает или носит в себе тяжелую думу. Мне часто приходилось сталкиваться с этим человеком, но я как-то не замечал его и принимал не то за одного из бесчисленных уполномоченных, не то за врача, каких на войне много и какие не выделяются из общего уровня…

Он стоял у операционного стола за стеклянной дверью, очки его совсем опустились, глаз не было видно, и в руках был хирургический инструмент, которым он подрезывал черепную кость…

Операция кончилась, сестры, ассистенты и санитары — группа человек в семь, все в белых халатах — расступились… человек перешел к следующему столу.

Рядом со мной через стеклянную дверь смотрела одна из сестер. Она не проронила ни слова и следила за глазами, за движениями рук человека, делавшего операцию.

— Третьи сутки, не отдыхая, делает операции, — заметила она в мою сторону, когда операция кончилась. — Это профессор Бурденко, его здесь боготворят…

Когда выпадает свободная минута и уменьшается число раненых, профессор Бурденко едет поближе к окопам и смотрит бой. Война и солдаты — сейчас весь его мир и все его интересы. Где он, там в госпиталях спокойны, знают, что тяжелораненые спасены, что живых останется больше, погибнет меньше.

— Такой руки, как у профессора Бурденко, второй в армии нет, — говорят сестры.

Беда только, что ему не разорваться!»

Да, об этом жалели многие — начальники санитарной службы фронтов старались переманить Бурденко к себе. Кипучая энергия и блестящие организаторские способности Николая Ниловича были хорошо известны военным медикам на всех фронтах.

В годы первой мировой войны профессор — хирург Бурденко становится одним из видных деятелей военно-санитарной службы, крупным специалистом по военно-полевой хирургии. На своем участке он осуществляет так называемую «сортировку по диагнозу», эвакуирует раненых по назначению в специальные госпитали. Впервые в истории военно-полевой хирургии Бурденко производит первичную обработку ранений черепа и применяет при этом так называемый первичный (закрытый) шов. Это нововведение ускоряло заживление ран, после такой операции раненные в голову быстрее выздоравливали и возвращались в строй.

Здесь, на фронте, Бурденко фактически закладывает основы научной теории современной военно-полевой медицины.

«КРАСНЫЙ ПРОФЕССОР»