Абу Али ибн Сина - Избранное

Кто на земле блаженств не ищет, тот [2]
Их в небесах навечно обретет.

Нам воздержанье, венчанное вздохом,
При жизни очищение дает.

И в рай однажды вступит, кто поодаль
Здесь оставлял страстей водоворот.

И ангелов у ног своих увидит,
Кто отрешится от земных забот.

А ты, моя красавица, я знаю,
Стремишься поступать наоборот.

Тебе от наслаждения отречься
Жизнь, полная соблазна, не дает.

Земная радость – это лишь мгновенье
Пред вечностью, которая нас ждет.

Уединись, как Бу Али. [3]Мгновенье
Предпочитать бессмертью не расчет.

На свете был я несколько деньков,
Прошел сквозь бурю логово песков,

Над мудрецом смеялся и при этом
Невежду возносил до облаков.

Ничтожно льстил и гневу предавался,
Теперь душа грязнее каблуков.

И пламень, что из сердца высекал я,
Кропил слезами, как из родников.

Избавиться от дьявольских страстей я
Не в силах был, как пленник от оков.

Гулял, очей веселья не смыкая,
Но жатва, – норов у нее таков,—
Являясь в срок, под корень косит злаки,
Пришлось пожать все то, что я посеял,
Как в мире повелось с покои веков.

Что делать? Я к своей вернулся сути,
Уйдя от суеты, как от клыков.

Где был – не знаю, а куда исчез я
Не скажет ни один из знатоков.

Прекрасно чистое вино, им дух возвышен и богат,
Благоуханием оно затмило розы аромат.

Как в поучении отца, в нега горечь есть и благодать,
Ханжа в вине находит ложь, а мудрый – истин щедрый клад.

Вино разумным не во вред, оно – погибель для невежд,
В нем яд и мед, добро и зло, печалей тень и свет услад.

Наложен на вино запрет из-за невежества невежд,
Безверием расколот мир на светлый рай и мрачный ад.

Какая на вине вина за то, что пьет его глупец,
Напившись, пустословить рад и, что ни скажет, невпопад.

Пей мудро, как Абу Али, я правдой-истиной клянусь:
Вино укажет верный путь в страну, истин ветроград.

Десять признаков есть у души благородной,
Шесть ее унижают. Быть нужно свободной

Ей от подлости, лжи и от зависти низкой,
Небрежения к близким, к несчастью и боли народной.

Коль богат, то к друзьям проявляй свою щедрость,
Будь опорою им и звездой путеводной.

А впадешь в нищету – будь и сильным и гордым,
Пусть лицо пожелтеет в тоске безысходной.

Краток век, каждый вздох наш быть может последний,
Не терзайся о мире заботой бесплодной,

Смерть играет без устали в нарды: мы шашки,
Мир – доска, день и ночь, как две кости, в руках небосвода.

Былое жилище, ты стерто превратностью жизни, [4]
Затоптано в прах. А кого предавать укоризне

За все, что случилось? Иль, может, надгробие это
Над прахом твоим? Зыбкой памяти черная мета?

Не ты ли, исчезнув, со временем тайною стала?
И прошлое мне эту тайну раскрыть завещало.

Наследую камин разрушенных я водостоков,
Немало по ним дождевых прожурчало потоков.

И камень очажный в ложбинке, что словно украдкой,
Меж холмиков, черной прижался к земле куропаткой.

На нем от огня виден след мне, действительно, вечный.
Такой же в груди остается от муки сердечной.

Былое жилище, ты полнишь, как тучи косматы
Клубились над кровлей я слышались грома раскаты,

Как стрелами небо пронзали веселые грозы?
Пора над тобою пролить им кровавые слезы,

Оплакать всех тех, кого помнят развалины эти,
Безумно любивших и добрыми слывших на свете.

О, если б могли нам о прошлом поведать руины,
Далеких событий пред нами возникли б картины.

Но я утверждаю, что смысла полны и значенья
Безмолвные речи, что к нам обращают каменья.

Поверьте, о многом поведать нам могут руины,
Сослаться могу на свои, для сравненья, седины.

Они говорят, что зазубрился нрав мой, а в слове
Былой остроты не хватает и пылкости крови.

Седины не в радость, но в это же самое время
Надежда все чаще подать нам старается стремя.

Быть самоуверенным в поздние годы опасно:
Себе самому ты ошибкой грозишь ежечасно.

Что вижу я ныне? В упадке и честь, и ученость,
И в прошлом осталася мысли людской утонченность.

Сегодня к тому же не видят в достоинствах проку,
Возносят невежд и легко предаются пороку.

И мир предстает мне обителью знати и черни,
Где хаос и тлен, где пируют могильные черви.

А, может быть, сам он мертвец, преисполненный гнева.
Червей этих жрет, ублажая голодное чрево?

Мир сгинет в грехе иль, как праведник, встанет из праха?
Проведать могу ли я предначертанье аллаха?

К перу припадая, пишу: не стремитесь к богатству
И помните: алчность подобна всегда святотатству.

К перу припадая, еще я пишу на бумаге:
Подобен скоту, кто забыл благочестье во благе.

Жизнь верхом блаженства – лишь может казаться животным
При сытой жратве и хозяйском уходе добротном.

Под пологом синим и тайною звездной цифири
Богаты одни, а другие – мудры в этом мире.

Но с мудрыми разве богатые могут сравниться?
Хоть жребий мне выпал среди богатеев родиться,

На льва похожу я, что в джунглях живет одиноко,
Когда с богачами соседствую волею рока.

На голову выше сородичей прочих не я ли?—
Но это понять хоть один из них может едва ли,

Кого удивят они? Чем они могут гордиться,
И разве цена их с моею ценою сравнится?

Я – дождь благодатный, оии – суховею подобны,
Я – знаньями славен, они – неразумны и злобны.

Перо свою верность хранит мне в мгновенье любое,
Руке не изменит меч острый мой на поле боя.