Питер Хёг - Темная сторона Хюгге

Он взял ее за руку. В глазах у нее стояли слезы. Она кивнула.

– Я тоже тебя люблю.

– Даже несмотря на то, что я не живу?

– Даже несмотря на то, что мертвее тебя не бывает, Хенрик.

– А ты, папа?

– Теперь даже не знаю, – сказал отец и посмотрел на сына с нескрываемым отвращением. – Что скажешь, мать?

– Мама умерла, папа.

– Старая перечница, чего бы и ей теперь тоже не вернуться? – выругался отец и плеснул себе и сыну в стопки изрядное количество шнапса.

Тут захихикал Вернер. К нему присоединился Эрик. Ох уж этот заразительный смех. Смех в летний день. Присутствовавшие за столом застучали ложками по бокалам, скандируя: «Хотим видеть смерть! Хотим видеть смерть! Хотим видеть смерть!»

– Дождитесь своей собственной! – заорал Хенрик, перекрикивая шум. – С меня хватит! Я достаточно подыхал! Довольно!

На мгновение запах земли заполнил все. На мгновение Хенрик увидел на месте людей чокающиеся скелеты. Но тут нахлынул аромат цветов и жарящегося на гриле мяса, а вместе с ним появился и аппетит.

Дорта Норс

Дорта Норс выросла в местечке Синдинг-Эрре северо-западнее Хернинга, в котором она родилась в 1970 году. В двадцатилетнем возрасте Норс переехала в Орхус, изучала в местном университете скандинавскую литературу и историю искусств. Дебютировала в 2001 году романом «Соул» о любви Астрид, студентки, изучающей литературу, и Яна, учащегося на теологическом факультете и играющего музыку в стиле соул. После у писательницы вышло еще пять романов, последний из которых – «Первую, поворотник, трогаемся!» – был издан в 2016 году, переведен на 17 языков и номинирован на Букеровскую премию. Дорта Норс стала первым датским автором, проза которого (рассказ «Цапля») была напечатана журналом «Нью-Йоркер» (2013). В 2014 году Дорта Норс получила премию Пера Олова Энквиста. В 2018 году вышел ее новый сборник рассказов «Карта Канады». В антологии представлены два рассказа из сборника «Ребром ладони» (2018). Застрели мою собаку

Он свистом подзывает собаку, надевает ошейник и оттаскивает ее с опушки чуть глубже в лес, чтобы не торчать у всех на виду. Уже вечер, их с Мортеном разделяет большое заброшенное поле, так что можно спокойно постоять здесь. Мортен ходит там у себя по двору, и рыжая сука не отстает от него ни на шаг. Поджарая, с жесткой шерстью; он всегда держал только такс. Маленьких агрессивных бестий, грызущих все, что сделано из кожи, и автомобильные коврики. А Хенрику маленькие собаки не по душе. Зато, когда они идут на лису, Мортен берет свою таксу, а когда отправляются на фьорд пострелять уток, Хенрик берет малого мюнстерлендера и резиновые чучела уток. Они не раз сидели вместе в жилом прицепе, который фирма «Гартнерен», предоставляющая услуги охотникам, поставила прямо на болоте, пили жидкий кофе из пластмассовых крышек от термосов, вдыхали запах мокрой псины и говорили о том, как это удобно и практично, то, что у Хенрика крупный пес для одного вида охоты, а у Мортена таксы – для другого. Но сейчас он ходит там у себя по двору один, Мортен. В окнах темно, свет горит только в окне на кухне. Он, наверное, забыл его выключить, выходя во двор; собака едва достает ему до голенищ сапог. Такое впечатление, что он чинит дверь на веранду – с торца дома. Много теперь чего нужно чинить. Много чему нужно дать перемолоться. Хенрик, к примеру, всегда считал, что виновата во всем жена Мортена, поскольку по ней было видно: не в последнюю очередь ей нравилось в муже то, что в нем было к чему придраться. Мортену, наверное, непросто дался брак с женщиной, во всем искавшей новые горизонты. Она говорила слишком высокопарно, и Мортен, наверное, чувствовал себя очень неловко, когда дети, которым жена преподавала в школе датский язык, говорили, что она «заливается соловьем». Все это заметно и по их дому. Окна поделены на множество секций внутренними рамами, выкрашенными в темно-кирпичный, «шведский» цвет. Палисадник обнесен плетеной изгородью, а когда входишь в дом, все продолжается в том же духе: длинные деревянные столы в гостиной, собственноручно сшитые подушки для стульев, и еще там что-то у них было развешано по стенам, они называли это «фантазийная живопись».

В гостях у Мортена и его жены ты всегда производил впечатление слегка неуместное. В особенности Тина выглядела человеком, который не прочь засунуть руку в тушку утки и извлечь мускульный желудок. Все потому, что она выросла в деревне. Она знала, как вещи в большинстве своем выглядят изнутри. И не обращала внимания на легкий запашок, если то, от чего он шел, можно было пустить в дело. Тина охотно всем помогала и делом, и советом, а вот для жены Мортена было важно не упустить свое, извлечь выгоду из всего, что подворачивалось под руку. Вещи должны были иметь дипломы, сертификаты и узнаваться по бренду. Даже собаки Мортена обязаны были иметь родословные и длинные имена, но Мортену это в ней нравилось. К тому же он считал, что она потрясающе выглядит со своей школьной сумкой, светлыми волосами и в блузе лилового цвета. Его грела мысль, что у собак, которых он, чтобы не стать объектом насмешек, называл Мугги, Молли и Сиф, где-то там, не на виду у всех, имелись сложные составные имена. Одну из них на самом деле звали Ариадна Пиль-Нексе. Последнюю часть клички ей дали в честь северо-ютландского заводчика, и Мортен любил рассказывать, сколько за Ариадну Пиль-Нексе пришлось выложить, хотя Ариадна Пиль-Нексе ни разу не сподобилась вытравить лису из норы, и Хенрик пристрелил ее за домом, пока она раскапывала кротовину.

Да, так и положено, думает он и опускает руку, чтобы прикоснуться к своей большой собаке. Опустились сумерки, влажный язык пса лижет ладонь. Хенрик смотрит на своего товарища, с которым они вместе охотятся, смотрит, как тот ходит взад и вперед по двору, теперь у него в руках уже что-то, напоминающее дрель. Собака Мортена тоже ни на шаг не отходит от хозяина. Такое подвижное, маленькое существо, полное инстинктов, но, если копнуть поглубже, то очень уязвимое и хрупкое, всегда находящееся на грани беспомощности. Эти причудливые узы, связывающие собаку с охотником, связь, для которой, как ему кажется, у него нет подходящего слова, – это все равно, что пописать в присутствии другого, не чувствуя стеснения, настолько этот человек тебе близок, и в этом еще одна причина, по которой охотник сам должен пристрелить свою собаку. Такова жизнь: застрели лучшего друга. Но нужно отдавать себе отчет и в том, что есть вещи, которые выше твоих сил. Именно так Мортен выразился тогда, почти десять лет назад, сидя на кухне, мрачно сказав, что у собаки, которую он держал в то время, рак.

– Нужно очень хорошо знать самого себя, чтобы отдавать себе отчет в том, на что ты способен, а что выше твоих сил, – сказал Мортен. – Если пристрелишь ее, то можешь рассчитывать на меня, когда придет черед твоего пса.