Питер Хёг - Темная сторона Хюгге

Просыпаясь, по новой чувствуешь тоску, теперь еще более нестерпимую.

Через несколько месяцев после аварии я случайно обнаружила компакт-диск с видео, снятым на мобильный телефон еще до нашего с ним знакомства, картинка была низкого качества, с «шумами». На записи ему столько же лет, сколько мне сейчас, на нем твидовая шляпа в клетку, он явно под кайфом. Они с каким-то приятелем смастерили катапульту, на которую он с величайшей аккуратностью укладывает самокрутку. Выдержав театральную паузу, бьет кулаком по концу линейки, сигарета взмывает в воздух, минуя ловящие ее губы, и шлепается на пол. Несмотря на это, он смотрит в камеру, явно рисуясь, как будто он на самом деле поймал ее! Несколько секунд гримаса самоуверенности не сходит с лица М., потом он не выдерживает и начинает хохотать, его друг, снимающий видео, тоже смеется. Конец записи. Я не нашла в себе мужества посмотреть ее еще раз, ведь это же ты, и мне этого не вынести, я не хочу даже пытаться.

Какой невыразимый стыд: не осталось ни единого предложения, достойного тебя.

Я вру.

Твое имя. Скажи.

Серен Ульрик Томсен

Серен Ульрик Томсен, один из самых известных современных датских поэтов, родился в 1956 году. Получил литературное образование в Копенгагенском университете. Дебютировал книгой стихов «Сити Слэнг» в 1981 году. Является автором многочисленных поэтических сборников, сборников эссе и литературоведческих статей. Членом Датской академии с 1995 года. Лауреат множества премий, в том числе премии газеты «Уикендависен» (1992), ведущей датской воскресной газеты. Томсен считается одним из самых ярких представителей датских поэтов-восьмидесятников и, в отличие от многих своих современников, и в поэзии, и в прозе в основном придерживается строгих классических форм и лаконичного, минималистского стиля.

В антологии представлены фрагменты из сборника коротких лирических текстов «Заколка, застрявшая за панелью…». В нем есть и фантасмагорические миниатюры, стилизованные под мемуары, и просто поэтические фиксации запечатлевшихся в памяти образов, людей и ощущений. Тексты о времени, о памяти и о «после-жизни». Сам Томсен в интервью сравнивает сборник с заколкой, найденной у себя дома – видимо, ее оставила бывшая владелица квартиры: «Также и я эту книгу передаю следующему поколению и оставляю будущему. Как в эстафете». Причем была ли эта заколка на самом деле, он уже и сам не помнит, поясняет он.

Автор сам отобрал тексты для антологии и расставил их в последовательности, не соответствующей порядку в оригинальном сборнике. Заколка, застрявшая за панелью, – записки из будущего

Фрагменты

* * *

Поскольку в ноябре темнеет, не дождавшись вечера, мы со Стеффеном единогласно решили, что не будет ничего зазорного в том, чтобы заглянуть в «Пятак», на этот маленький островок освещенного мрака посреди всеобщей тьмы. Мы только что случайно встретились на Классенсгаде, а после того случая, когда Стеффен тысячу лет назад стал встречаться с девушкой, в которую я – и он это прекрасно знал – был влюблен, наше общение сопровождалось неловкостью, которая никак не убывала, в том числе и благодаря тому, что я потом многие годы, пока мы понемногу не начали опять разговаривать друг с другом, попросту делал вид, словно не замечаю его, сталкиваясь с ним на улице. Сперва я был на него зол, потом он чувствовал себя оскорбленным, поскольку я его игнорировал, а это, видимо, в свою очередь привело к тому, что он, к моему разочарованию, собственно говоря, не выказывал особой заинтересованности в прощении с моей стороны, когда я все-таки со временем стал переходить на его сторону улицы, чтобы поздороваться со старым другом. Да, я был на него зол, но в то же самое время мне не хватало его застенчивой улыбки и его ума, который странным пассивным образом моментально просвечивал насквозь почти все, с чем сталкивался. Он был прекрасным собеседником, и не успевал я заинтересоваться какой-либо темой, как у него уже мгновенно было представление обо всех ее потаенных уголках, последствиях и парадоксах, даже несмотря на то, что сам он ни в малейшей степени не был увлечен предметом. Потому что Стеффен, хотя и был очень талантлив, ничем по-настоящему не увлекался, и ему нужен был я, чтобы подкидывать идеи. И моя влюбленность, конечно же, была такой подброшенной идеей.

Однако я скучал по тому, что не заменишь никакими новыми дружбами и знакомствами, какими бы важными они ни были, а именно по возможности еще разок поболтать об общем прошлом, прежде чем мы поднимемся из-за стола и разойдемся – каждый в свое настоящее. И после нескольких больших кружек пива мы почти перенеслись назад, в то время, когда между нами еще не вспыхнула ссора, и, как два гимназиста, которыми мы когда-то были, сидели теперь и спорили о философии и политике, психоанализе и семиотике, кичились остротой своего ума, хвастались прочитанными книгами и всякой ерундой, не стоящей выеденного яйца, подчеркивая при этом, что придерживаемся классических, английских предпочтений в том, что касается трубок и табака, и бойко и небрежно сыпали именами: Адорно, Данхилл, Лакан, Савинелли, Дебор и Рэтрей.

– Ты же в курсе, что я умер, ведь так? – говорит Стеффен.

– Да, я слышал. Лейкемия. Уже, должно быть, полгода прошло? Но это же не помешает нашему разговору?

– Конечно, нет. Я так, просто, чтобы ты знал.

* * *

Дом колодезника стоял как бы в углублении, и, проходя мимо него по местной деревенской улице, трудно было удержаться и не заглянуть, скосив взгляд вниз, в окна, поскольку небольшие, с низкими потолками комнаты были до последнего свободного сантиметра заполнены беспорядочной массой кукол, мишек и огромных плюшевых зверей, смотревших на тебя в ответ своими пуговичными глазами, и посреди всего этого сидела жена колодезника, дородная, сдобная и не шевелившаяся за своими засаленными очками. Она, несмотря ни на что, была замужем за колодезником, и, видимо, по этой причине ее не считали умственно отсталой и не наградили, в отличие от Дурочки-Агнес и Дурочки-Бирты, столь же не тривиальным и не избитым прозвищем.

Сомневаюсь в том, что Агнес была большей дурочкой, чем те идиоты, которые ее высмеивали, и для меня ножом по сердцу – вспоминать, как она, защищаясь от издевок, время от времени вытаскивала документ, подтверждавший, что она не является умственно неполноценной, с подписью главврача государственной больницы Вординборга, и печатью, и всем, что полагается, над чем и ржали особенно громко, потому что кто, кроме слабоумного, будет носить при себе справку о том, что он нормальный? Однако Агнес раскатывала по округе на своем синем дамском мопеде «Монарх». Время от времени его можно было увидеть припаркованным возле недавно открывшегося модного кафетерия Look Inn в Сторе Хеддинге, где она на свои деньги покупала себе комплексный обед, который, привычно проявляя боевой дух, съедала там же на месте, невзирая на крики в свой адрес, доносившиеся из-за столиков.