Владимир Бахмутский - В поисках великого может быть

Но одновременно в новелле присутствует и другая, реальная жизнь, воплощением которой для героя становится Вероника.

Она тоже предается мечтам: хотела бы выйти замуж за Ансельма. «Вероника предалась вполне, по обыкновению молодых девиц, сладким грёзам о светлом будущем. Она была госпожой надворной советницей, жила в прекрасной квартире на Замковой улице, или на Новом рынке, или на Морицштрассе, шляпка новейшего фасона, новая турецкая шаль шли к ней превосходно, она завтракала в элегантном неглиже у окна, отдавая необходимые приказания кухарке: «Только, пожалуйста, не испортите этого блюда, это любимое кушанье господина надворного советника!» Мимоидущие франты украдкой поглядывают кверху, и она явственно слышит: «Что это за божественная женщина, надворная советница, и как удивительно к ней идет её маленький чепчик!» Тайная советница Игрек присылает лакея спросить, не угодно ли будет сегодня госпоже надворной советнице поехать на Линковы купальни? «Кланяйтесь и благодарите, я очень сожалею, но я уже приглашена на вечер к президентше Тецет». Тут возвращается надворный советник Ансельм, вышедший ещё с утра по делам; он одет по последней моде. «Ба! вот уж и двенадцать часов! – восклицает он, заводя золотые часы с репетицией и целуя молодую жену. – Как поживаешь, милая женушка, знаешь, что у меня для тебя есть», – продолжает он лукаво, вынимая из кармана пару великолепных новейшего фасона сережек, которые он и вдевает ей в уши вместо прежних.

– Ах, миленькие, чудесные сережки! – вскрикивает Вероника совершенно громко и, бросив работу, вскакивает со стула, чтобы в самом деле посмотреть в зеркале эти сережки». (Вигилия пятая).

Таковы её мечты. Но в этих мечтах самое главное, что она станет надворной советницей, у её мужа будет титул. Где точно они будут жить, Вероника пока не представляет, но это обязательно будет прекрасная квартира на одной из центральных улиц Дрездена – Замковой улице, или Моренштрассе. В этих мечтах у неё шляпка новейшего фасона, новая турецкая шаль. Представляя, как муж даёт указания кухарке, Вероника не называет его по имени: «Только, пожалуйста, не испортите любимое кушанье господина надворного советника».

У её знакомых в этих мечтах тоже нет имен, а только титулы и регалии: тайная советница Игрек, президентша Т.Ц… Наконец приходит Ансельм, одетый по последней моде, и дарит ей новейшего фасона серёжки…

Мечты Вероники осуществятся. Только замуж она выйдет не за Ансельма, а за Геербранда, который даст ей всё то, о чём она грезила, даже те самые серёжки… «…Формальная помолвка была заключена. Несколько недель спустя госпожа надворная советница Геербранд сидела действительно, как она себя прежде видела духовными очами, у окна в прекрасном доме на Новом рынке и, улыбаясь, смотрела на мимоходящих щеголей, которые, лорнируя её, восклицали: «Что за божественная женщина надворная советница Геербранд!» (Вигилия одиннадцатая).

Граница между реальным и фантастическим в новелле очень зыбка. Но всё же, что для Ансельма более истинно: любовь к Серпентине или к Веронике? Серпентина – это, конечно, мечта, некий идеальный образ, живущий в его душе, а Вероника – вполне реальная девушка. Но к душе Ансельма мечты Вероники никакого отношения не имеют.

Образ Серпентины можно понимать по-разному. Можно считать, что это больное воображение Ансельма, а на самом деле он женится на Веронике. Или вообще не женится, и всё случившееся ему лишь привиделось. Так, скажем, на его глазах архивариус Линдгорст превращается в куст красных лилий, хотя человек в красном шлафроке вполне мог бы навеять подобные видения. Ансельм заглядывает в свой внутренний мир – так можно понимать новеллу Гофмана.

Но можно понимать её и иначе, и это, наверное, будет гораздо ближе к сути. Гофмана занимала тема двойников. Вообще, двойник – это ужасная вещь. У человека, конечно, можно отнять многое, кроме одного – его неповторимой индивидуальности. Каждый человек единственный. Во всяком случае, пока. Вот если в нашу действительность когда-нибудь войдет клонирование, тогда люди утратят и это, самое главное. Кстати, у Гоголя в «Женитьбе» Кочкарёв, уговаривая Подколесина жениться, обещает, что у него родятся дети, их будет шестеро, и все, как он, «как две капли». То есть, будут как клоны. И Подколесин в ужасе выскакивает в окно. Но у Гофмана это даже больше, чем двойничество. Ансельм, каким он видится в мечтах Вероники, вполне мог быть замещен кем-нибудь другим. Надворных советников может быть сколько угодно.

Главный вопрос здесь: что есть реальность? В какой-то момент Ансельм потерял веру в Серпентину. Ему стало казаться, что всё ему лишь привиделось. Когда он вновь пришёл в дом архивариуса, то увидел уже не волшебный мир, а самый обыкновенный и даже удивился, что прежде всё здесь казалось ему таким чудесным. Ансельм стал думать, что и Серпентина – это просто его мечта. А в реальности «…он видел только обыкновенные растения в горшках – герани, мирты и тому подобное. Вместо блестящих пёстрых птиц, которые прежде его дразнили, теперь порхали туда и сюда несколько воробьёв, которые, увидевши Ансельма, подняли непонятный и неприятный крик. Голубая комната также представилась ему совершенно иною, и он не мог понять, как этот резкий голубой цвет и эти неестественные золотые стволы пальм с их бесформенными блестящими листьями могли нравиться ему хотя на мгновение». (Вигилия девятая).

Пространство в произведении Гофмана всё время преображается, оборачиваясь то волшебным замком, то вполне реальным городским зданием. Кстати, этот приём будет позже использован М. Булгаковым в романе «Мастер и Маргарита». Вообще Гофман оказал огромное влияние на творчество Булгакова. Вспоминают, когда вышло исследование И. Миримского о Гофмане, Булгаков якобы сказал: «Наконец-то обо мне написали».

Принявшись за порученное Линдгорстом переписывание, Ансельм вдруг «…увидел на пергаментном свитке такое множество черточек, завитков и закорючек, сплетавшихся между собою и не позволявших глазу ни на чём остановиться, что почти совсем потерял надежду скопировать всё это в точности. При общем взгляде пергамент представлялся куском испещрённого жилами мрамора или камнем, проросшим мохом. Тем не менее он хотел попытаться и окунул перо, но чернила никак не хотели идти; в нетерпении он потряс пером, и – о, небо! – большая капля чернил упала на развёрнутый оригинал». (Вигилия девятая).

В этот момент свершилось то, чем грозилась когда-то старуха, как оказалось, главный враг Саламандра, злая волшебница, – Ансельм попал под стекло. Он вдруг оказался внутри плотно закупоренной хрустальной склянки, стоящей на столе в библиотеке архивариуса – в наказание за то, что утратил веру. Но вскоре Ансельм заметил, что поблизости с ним, на том же самом столе, стояло ещё пять похожих склянок, внутри которых он разглядел трёх учеников Крестовой школы и двух писцов.