Владимир Бахмутский - В поисках великого может быть

Но Диккенс ставит под сомнение саму норму успешности. Как раз именно непрактичность и чудачество его героев, их несовершенство и становятся свидетельством отсутствия в них дурных качеств. А что такое вообще умение? Это форма приспособления к миру. Уметь в современном мире – это значит обманывать, извлекать выгоду, уметь во всём исходить из своих собственных меркантильных интересов. Но герои Диккенса чисты, наивны и потому ничего не умеют. Их чудачество условно. Диккенс смеется над своими героями, но он их любит.

С образами чудаков связана ещё одна важная особенность произведений Диккенса – юмор. Иногда юмор противопоставляется сатире. Это имеет известные основания. Юмор – это что-то доброе, сатира скорее зла. Однако это не совсем справедливо. Потому что сатира – это способ изображения явления. А юмор – это отношение к миру. Мы можем сказать: «человек обладает чувством юмора», но нельзя сказать, что ему свойственно «чувство сатиры». Сатира это художественная форма, а юмор – черта мировосприятия. Отношение Диккенса к миру, особенно в ранний период, наполнено юмором.

Пожалуй, наиболее образное определение юмора дал немецкий романтик Жан-Поль. Юмор – это «птица, которая летит хвостом к небу». Она летит хвостом вверх, но всё-таки направленным к небу; отрывается от земли, но не теряет её из виду… Юмор, в сущности, – это ощущение несовершенства. Но в то же время и любовь к этому несовершенному миру, и самому человеку.

Вообще, "Пиквикский Клуб" – эпопея странствий. Её герои всё время путешествуют. Единственная статичная точка в романе – это усадьба мистера Уордла. И главная тема романа – это праздник. Где бы герои ни находились, они обязательно что-нибудь празднуют. Праздник – это всегда веселье. Диккенс говорит: "Человек создан смеяться, как баран блеять, свинья хрюкать, лошадь ржать, птичка петь". Смех – это выражение духовной свободы. А у Диккенса это ещё и праздничный смех. Его герои смеются и над миром, и над собой.

Со стороны кажется, что нет оснований для смеха, но все так хорошо друг к другу относятся, что любая шутка кажется уместной и остроумной. «А за другим столом весело шла некоммерческая игра; Изабелла Уордль и мистер Трандль объявили себя партнерами, то же сделали Эмили Уордль и мистер Снодграсс, и даже мистер Тапмен и незамужняя тетушка организовали акционерное общество фишек и любезностей. Мистер Уордль был в ударе, и так забавно вёл игру, а пожилые леди так зорко следили за своими выигрышами, что смех не смолкал за столом. Была тут одна пожилая леди, которой аккуратно каждую игру приходилось платить за полдюжины карт, что неизменно вызывало общий смех; а когда пожилая леди насупилась, раздался хохот, после чего лицо пожилой леди постепенно начало проясняться, и кончилось тем, что она захохотала громче всех. Затем, когда у незамужней тетушки оказался "марьяж" и юные леди снова расхохотались, незамужняя тетушка собиралась надуться, но, почувствовав, что мистер Тапмен пожимает ей руку под столом, тоже просияла и посмотрела столь многозначительно, словно для неё "марьяж" был не так недоступен, как думают некоторые особы. Тут все снова захохотали, и громче всех старый мистер Уордль, который наслаждался шуткой не меньше, чем молодежь». (ГЛАВА VI. Старомодная игра в карты. Стихи священника. Рассказ о возвращении каторжника). (450) Такова атмосфера «Пиквикского клуба».

Во второй части всё становится более серьезным. Мистер Пиквик оказывается в тюрьме. Но к нему приходят его друзья… И ощущение счастливого мира восстанавливается. Даже Джингль, который противопоставлял себя всем этим весельчакам, перевоспитывается и в конце концов тоже присоединяется к дружескому кругу мистера Пиквика.

Вообще самые любимые герои Диккенса – это чудаки и дети. В большинстве его романов обязательно присутствует тема ребёнка. И мне кажется, она имеет два важных аспекта. Во-первых, ребёнок – это как бы естественный человек, который оказывается в противоестественном мире. В XVIII веке в подобной роли выступал какой-нибудь дикарь или чужеземец, который попадал в мир цивилизованных людей… Это одна из центральных тем романов XVIII века. У Диккенса в этой роли выступает ребёнок.

Но тема ребёнка несёт в себе и другое. Дело в том, что критика буржуазной Англии в творчестве Диккенса носит иной характер, чем, скажем, у Бальзака. Диккенс резко выступает против философии прагматизма, которая как раз повсеместно начала утверждаться в его эпоху. Для Диккенса буржуазный мир – это желание из всего извлекать пользу, исключительно утилитарный подход к окружающему миру. Слово "прагматик" и теперь очень любят. А Диккенс его не любил. Так вот, отношение к ребёнку лишено прагматизма. От ребёнка никакой пользы нет. В отношениях с ребёнком надо отдавать, а не брать. И поэтому отношение к детям – это некоторое мерило отношения человека к миру людей вообще. Ребёнок, с одной стороны, – естественный человек, а, с другой, отношение к ребёнку – это и есть выражение человечности для Диккенса.

Первый роман Диккенса, в котором ребёнок становится главным героем, – "Приключения Оливера Твиста". В отличие от "Пиквикского клуба" здесь возникает резкий контраст между событиями фона и судьбой главного героя. Фон романа – это довольно жестокая действительность Англии, мир, в котором живёт маленький Оливер Твист. Вначале Диккенс изображает работный дом, потом – воровскую шайку Феджина, но, и это вообще характерно для раннего Диккенса, всё в итоге приходит к счастливой развязке. Для того чтобы составилось какое-то представление об этой стороне романа, приведу маленький фрагмент. Это изображение работного дома, в котором находится Оливер Твист. Дети здесь едва ли не голодают, но однажды Оливер решается попросить лишнюю порцию каши:

«Настал вечер; мальчики заняли свои места. Надзиратель в поварском наряде поместился у котла; его нищие помощницы расположились за его спиной. Каша была разлита по мискам. И длинная молитва была прочитана перед скудной едой. Каша исчезла; мальчики перешептывались друг с другом и подмигивали Оливеру, а ближайшие соседи подталкивали его. Он был совсем ребёнок, впал в отчаяние от голода и стал безрассудным от горя. Он встал из-за стола и, подойдя с миской и ложкой в руке к надзирателю, сказал, немножко испуганный своей дерзостью:

– Простите, сэр, я хочу ещё.

Надзиратель был дюжий, здоровый человек, однако он сильно побледнел. Остолбенев от изумления, он смотрел несколько секунд на маленького мятежника, а затем, ища поддержки, прислонился к котлу. Помощницы онемели от удивления, мальчики – от страха.

– Что такое?.. – слабым голосом произнёс, наконец, надзиратель.