Сергей Сивоконь - Веселые ваши друзья

«— Да я не знаю, о чем разговаривать, — говорит Мишка. — Это всегда так бывает: когда надо разговаривать, тогда не знаешь, о чем разговаривать, а когда не надо разговаривать, так разговариваешь и разговариваешь» («Телефон»).

«Ну мы этот ботинок и выбросили, потому что если б первый не выбросили, то и второй бы не выбросили, а раз первый выбросили, то и второй выбросили. Так оба и выбросили» («Елка»).

«— Почему же ты молчишь? — обращается учительница к Вите Малееву, сказавшему ей, будто Костя болен. — Ты мне неправду сказал?

— Это не я сказал. Это он сказал, чтобы я сказал. Я и сказал».

Во всех этих случаях немало значит и игра слов, которая невольно здесь возникает. Она вносит в эти и без того смешные рассуждения свою долю комического.

Есть у Носова еще один комический прием, тоже из арсенала «наивных». Он встречается в самых разных его произведениях на манер штампа «Made by Nosov» и поначалу немало смешит, но потом, из-за слишком уж частого повторения, становится назойливым и уже почти не смешным.

Описать этот прием трудно. Обратимся лучше к примерам, и сразу ясно станет, о чем речь.

«— Помните, шутливо напутствует Мишка новорожденных цыплят в повести „Веселая семейка“, — что вы все братья-дети одной матери… то есть тьфу! — дети одного инкубатора, в котором вы все лежали рядышком, когда были еще обыкновенными, простыми яйцами и еще не умели ни бегать, ни говорить… то есть тьфу! — ни пищать…»

Вот это «то есть тьфу!» я и имею в виду. В данном случае оно вполне оправдано: ведь произносит эту речь не оратор, а мальчишка, к тому же взволнованный необычностью момента.

Но вот писатель передает это выражение другим героям, и все они повторяют его почти без изменений:

«— Правда, не мешайте мне врать… то есть тьфу! — не мешайте мне говорить правду, — сказал Незнайка».

Саморазоблачение в разгаре вранья! Выражение снова использовано к месту, однако отдано уже другому герою.

«— Вот удивительно! — воскликнул Пестренький. — То есть… тьфу!., что это я говорю! Ничего удивительного, конечно, нет».

Пачкуля Пестренький из сказки «Незнайка в Солнечном городе» твердо придерживается двух правил: никогда не умываться и ничему не удивляться. Второе правило он сейчас нарушил и потому несколько смущен. Прием снова оправдан, хотя испробован уже на третьем герое.

Но вот буквально на следующей странице ту же самую оговорку допускает архитектор Кубик. Среди новых строительных материалов, применяемых в Солнечном городе, он называет такие, как синтетический пластилин для лепных украшений и строительную пенопластмассу, «которая в воде не горит и в огне не тонет, то есть… тьфу!.. В огне не горит и в воде не тонет…»

Здесь подобная шутка уже ничем не оправдана, да ничего и не прибавляет к характеру Кубика — ну оговорка и оговорка! А то, что она вложена в уста еще одного героя, начинает уже раздражать.

Но эстафета с передачей этого выражения продолжается: мы слышим его то от милиционера Свистулькина, то от врача Компрессика из той же повести, то от Знайки, то от Миги, то от лунного телерепортера, то, наконец, от самого Носова в его публицистических статьях… то есть тьфу! — юморесках. Нет, конечно, иной раз и сам оговоришься подобным образом, но все-таки во всем хороша мера. Одна из чеховских юморесок недаром называется: «И прекрасное должно иметь пределы».

Между прочим, и все эти оговорки, и «мыслительные завихрения», и прочие «неразовые» приемы Носова основаны на подлинной либо притворной наивности героев и не разрушают впечатления удивительной цельности носовского смеха — смеха по преимуществу «наивного».

Но ведь рядом с понятием «наивность» лежит другое, куда более высокое, — «простодушие». Сказать о человеке «простая душа» — значит дать ему оценку безусловно хорошую.

На протяжении трилогии о Незнайке главный герой претерпевает любопытную эволюцию: если в земных условиях он выглядит просто наивным, то в его лунных скитаниях наивность эта неожиданно обращается в простодушие. Дело тут, конечно, не в роковом влиянии Земли или Луны, а в резком изменении социальных условий. На Земле герой жил в обществе равных, а на Луне столкнулся с социальной несправедливостью. Там были только отдельные плохие личности — здесь плох уже сам порядок, само устройство общества. Неудивительно, что Незнайка потрясен. Да и мы, читатели, тоже.

Незнайкина ракета прилунилась на верхней части Луны, которую лунные жители также называли Луной. А сами они жили на «Земле» — внутрилунном шаре. Так что упавший к ним Незнайка, по их понятиям, буквально с Луны свалился. А поскольку к тому моменту он уже порядком проголодался, то, наскоро выбравшись из скафандра, принялся уплетать весьма кстати подвернувшуюся лунную малину.

Но малина-то здесь была уже частная — она принадлежала господину Клопсу. К которому Незнайку тут же и привели.

«— Наверно, в капкан попался? — спросил хозяин.

— Так точно, господин Клопс. Жрал малину и попался в капкан.

— Так, так, — промычал Клопс. — Ну, я тебе покажу, ты у меня попляшешь! Так зачем ты малину жрал, говори?

— И не жрал я вовсе, а ел, — поправил его Незнайка».

Обратите внимание, с каким достоинством парирует Незнайка странные для него обвинения. Видно, что он вырос в совсем ином обществе, с иными законами.

«— Ох ты, какой обидчивый! — усмехнулся господин Клопс. — Уж и слова сказать нельзя! Ну хорошо! Так зачем же ты ее ел?

— Ну зачем… Захотел кушать.

— Ах, бедненький! — с притворным сочувствием воскликнул Клопс. — Захотел кушать! Ну, я тебе покажу, ты у меня попляшешь! А она твоя, малина? Отвечай!

— Почему же не моя? — ответил Незнайка. — Я ведь ни у кого не отнял. Сам сорвал на кусте.

От злости Клопс чуть не подскочил на своих коротеньких ножках.

— Ну, я тебе покажу, ты у меня попляшешь! — закричал он. — Ты разве не видел, что здесь частная собственность?

— Какая такая частная собственность?

— Ты что, не признаешь, может быть, частной собственности? — спросил подозрительно Клопс.

— Почему не признаю? — смутился Незнайка. — Я признаю, только я не знаю, какая это собственность. У нас нет никакой частной собственности. Мы всё сеем вместе, а потом каждый берет, что кому надо. У нас всего много.

— Где это у вас? У кого это у вас? Чего у вас много? Да за такие речи тебя надо прямо в полицию! Там тебе покажут! Там ты попляшешь! — разорялся Клопс…»

Сцена, конечно, смешная, оттого что собеседники явно не понимают друг друга, говорят на разных языках. Один не в силах представить себе мир без частной собственности, другой — наоборот. Но если Клопс думает, что «вор» просто дурачит его, то Незнайка, столкнувшись с абсолютно неведомыми для него вещами, вообще не знает, что и думать.