Сергей Сивоконь - Веселые ваши друзья

Сцена эта, однако, и драматична — и тем, что судят без вины виноватого, а главное, тем, что Незнайка впервые столкнулся с несправедливостью общественного устройства, а осмыслить это ему оказалось не по силам.

И особый драматизм придает этой сцене то, что Незнайка, при всех его слабостях, привык думать обо всех окружающих хорошо, часто даже лучше, чем они того заслуживают. Отсюда глубина его потрясения.

Эта вера в добро, в лунных условиях уже рискованная, вскоре подвела его снова. Убежав от Клопса, он попал в ту часть лунного города, где перед многочисленными столовыми и кафе прямо на тротуарах стояли столики, а сидевшие за ними коротышки ели и пили разные вкусные вещи. Голодный Незнайка, явно не усвоивший урока, полученного у Клопса, сел за свободный столик. «Сейчас же к нему подскочил официант в аккуратном черном костюме и спросил, чего бы ему желалось покушать. Незнайка пожелал съесть тарелочку супа, после чего попросил принести порцию макарон с сыром, потом съел еще две порции голубцов, выпил чашечку кофе и закусил клубничным вареньем. Все это оказалось чрезвычайно вкусным».

На Незнайку снова сошло прекрасное настроение, он забыл и думать о каком-то Клопсе и совершенно непонятной для него частной собственности. У веселившихся лунатиков «были добрые, приветливые лица. И этот черненький коротышка, который приносил Незнайке еду, тоже очень приветливо поглядывал на него.

„Что ж, здесь вполне хорошо! — благодушно подумал Незнайка. — Видно, и на Луне живут добрые коротышки!“

Между тем над его головой уже нависали тучи. И когда он, „поднявшись из-за стола и помахав на прощанье официанту ручкой“, хотел было двинуться дальше, из этих туч грянул гром. „…Официант быстро догнал его и, вежливо улыбнувшись, сказал:

— Вы забыли, дорогой друг, о деньгах!

— О чем? — с приятной улыбкой переспросил Незнайка.

— О деньгах, дорогой друг, о деньгах!

— О каких, дорогой друг, о деньгах?

— Но вы же должны, дорогой друг, заплатить деньги.

— Деньги? — растерянно переспросил Незнайка. — А что это, дорогой друг? Я, как бы это сказать, впервые слышу такое слово“» [7] В повести «Тайна на дне колодца» есть эпизод, где маленький Коля Носов получает первое представление о деньгах. Так в этот момент он выглядит не менее наивным, чем Незнайка, попавший на Луну… (Лишнее доказательство того, что даже в фантастических сценах писатель использует не столько фантазию, сколько свой жизненный опыт.) .

До сих пор разговор шел безукоризненно вежливо. Но если у Незнайки вежливость была искренней, то у официанта только принятой формой обращения. Стоило ему убедиться, что денег у его клиента нет, как дежурная улыбка его сменилась гримасой злобы. И он тут же передал своего «дорогого друга» в руки полиции…

Оглянувшись на эти сцены — с Клопсом и официантом, мы снова убедимся, как здорово умеет Носов объяснять трудные и «скучные» понятия. Вернее, даже не объяснять, а показывать . Из этих двух эпизодов даже малыши поймут, что такое частная собственность и что такое деньги…

А вот Пончик, прибывший на Луну вместе с Незнайкой, быстро приноровился к новому для себя миру. Видимо, уже дома, на Земле, у него были задатки для житья в буржуазном мире. Его жадность, расчетливость, накопительство (дом его превратился в целый склад разного барахла) делали его чужим среди земных коротышек, но на Луне пришлись кстати.

Пончик не выглядит ни простодушным, ни наивным, в непривычных условиях ни разу не попадает в смешное положение, а между тем он не вызывает у читателя ничего, кроме презрения. Тогда как «смешной» Незнайка в тех же условиях делается необычайно симпатичным. Видимо, наивность Носовского героя — источник не только юмора, но и обаяния…

Уже в первых книгах Носова заметны и его способности юмориста, и его задатки сатирика. Вспомним эпизод из «Вити Малеева»: на Витю и Костю нарисовали в газете карикатуру, и они обсуждают, что бы им предпринять в ответ. Двойки-то получали не они одни, а нарисовали только их! Витя и говорит Шишкину:

«— Давай опровержение писать.

— А как это?

— Очень просто: нужно написать в стенгазету обещание, что мы будем учиться лучше. Меня так в прошлый раз научил Володя. (Пионервожатый. — С. С .)

— Ну ладно, — согласился Шишкин. — Ты пиши, а я потом у тебя спишу».

Почему это смешно? И не просто смешно, а сатирично?

Да потому, что все эти обещания, обязательства и прочее превратились, как видно, в этой школе в пустую формальность. Главным стало не выполнить обещание, а пообещать . Потому и «опровержения» в стенгазете тоже обратились в формальность, и их можно стало писать под копирку, а значит, и списывать …

Так смех над героями неожиданно переходит в смех над порядками в этом пионерском звене, в этой школе, где форма ставится выше фактов. (А факты говорят, что друзья вовсе не собираются всерьез улучшать учебу: они хотят лишь избавиться от неприятной карикатуры.) И если смех над Костей и Витей был довольно-таки мягким — юмористическим, то на сей раз он достигает уже сатирической остроты.

Но по-настоящему талант Носова-сатирика развернулся в трилогии про Незнайку. Безобидная «малышовая» форма сказочной повести не помешала писателю поставить ряд проблем, выходящих за пределы восприятия младших школьников, которым официально адресована эта трилогия.

Этот второй план трилогии детям уловить тем более сложно, что сатира Носова редко выступает открыто: почти всегда она таится под маской иронии. А распознавать иронию нелегко. Бывает, и взрослый-то человек не чувствует ее, так что уж говорить о ребенке!

Хорошей практикой для этого может послужить уже упоминавшаяся книга Носова «Иронические юморески». Заодно в этой книге вы найдете любопытные рассуждения автора касательно самой иронии, ее природы и происхождения. «Существует научная гипотеза, то есть предположение, — пишет Носов, — что первобытный человек вообще не знал иронии, а бухал, как говорится, все в прямом смысле. И принимал опять же все сказанное за чистую монету, что приводило подчас к нежелательным осложнениям, в результате которых обычное словопрение переходило в рукопашную схватку. Но теперь времена не те. С тех пор мы стали не в пример мягче, уживчивей и тактичней, стали говорить не всё прямо, но и несколько, как бы это сказать, уклончиво, обиняком, намеком, иносказательно. Ирония, таким образом, родилась из потребностей жизни и свидетельствует о прогрессивном развитии общества, о нашем неуклонном стремлении вперед».