Владимир Бахтин - От былины до считалки

Не служи-тко ты князю Владимиру,

Да служи-тко ты собаке царю Калину…

Это свойство эпитета — сохраняться без всяких изменений — помогло

ученым разгадать некоторые загадки фольклора.

Например, в былинах Алеша Попович иногда изображается иронически, часто ирония эта выглядит неуместной, потому что Алеша действительно богатырь и совершает настоящие воинские подвиги. Фольклористы уверены, что недоброжелательное отношение к Алеше возникло позднее, когда в народе утвердилась резко отрицательная оценка духовенства, церковников, попов. Алешино прозвище — Попович. Вот сказители стали прибавлять, используя известную поговорку: «Лешенька роду поповского, глаза у него завидущие, руки у него загребущие». А постоянный эпитет, характеризующий Алешу, — «смелый».

Эпитет донес до нас, как камень доносит очертания древнего растения, мысли и взгляды первых создателей и певцов былин.

Примерно то же самое произошло и с образом князя Владимира. Когда Илья Муромец привез в Киев Соловья Разбойника, он выглядит комически: от соловьиного свиста упал на карачки и вместе с княгиней и боярами ползает по двору. Да и в других былинах он нередко трусит, совершает некрасивые, неблагородные поступки: обижает Илью, не верит Илье, иногда даже сажает его в погреб. Но постоянный эпитет, который несмотря ни на что прикреплен к его имени, — «ласковый», «красное солнышко». Значит, первоначально в глазах народа образ Владимира, объединившего разрозненные княжества вокруг Киева, образ сильного князя был положительным. А в эпоху более позднюю, когда между князьями разгорелись бесконечные междоусобные войны, причинившие народу столько бедствий, отношение к княжеской власти, к князю изменилось, стало отрицательным. Поэтому и существует в былинах

такая двойственность в обрисовке Владимира: вообще-то, он хороший,

ласковый, а вот дела-то его часто не хорошие.

Но мы еще далеко не закончили разговор о художественных особенностях фольклора.

В фольклорных произведениях всегда встречается множество самых разнообразных повторов.

Повторяются отдельные слова:

Мимо дома, мимо каменного,

Мимо сада, сада зеленого…

Повторяются слова одного корня: горе горькое, чудным-чудно, сослужить службу.

И в песнях, и в сказках, и в былинах часто встречаются устойчивые сочетания слов, близких по значению, синонимов. Такие синонимические пары есть не что иное, как смысловой повтор: тоска-кручина, шел путем-дорогою, ходил-гулял молодец; солдат разгоревался-растужился (от слова «тужить»); Илья Муромец «прибил-прирубил всю силу неверную».

В песнях повторяются не только отдельные слова, но и целые строки (стихи), а иногда и несколько стихов.

По Дону гуляет, по Дону гуляет,

По Дону гуляет казак молодой,

По Дону гуляет казак молодой,

А дева рыдает, а дева рыдает,

А дева рыдает над быстрой рекой…

А дева рыдает над быстрой рекой…

Уберем повторы. Оказывается: чтобы усвоить эти четыре стиха, достаточно запомнить лишь два:

По Дону гуляет казак молодой,

А дева рыдает над быстрой рекой…

Представьте, что вы никогда не слышали этой песни. И вот при вас начали ее петь. Не пройдет и минуты, как вы уже поймете, догадаетесь, как она построена, и сможете подтягивать. Те, кто знают слова, начнут: «А дева рыдает…» — и вы подхватите, два раза повторите это место, а потом ^еще раз всю строку: «А дева рыдает над быстрой рекой». И получается, что исполнение песни есть в то же время и какое-то занятие, урок, что ли, по ее заучиванию.

Теперь внимательно прочитаем свадебную песню. Ее любил Пушкин. Песню эту пела ему известная певица, цыганка Таня, накануне его свадьбы с Натальей Николаевной Гончаровой.

Девушка видит, что за ней едут, уже приехали, собираются насильно взять замуж. Она все более тревожно спрашивает мать: кто это едет, зачем? Мать, которая давно все знает, понимает, что происходит, успокаивает ее: не бойся, мол, никого нет. А сама, наверно, и жалеет дочь, и вспоминает, что и ее так же против воли отдали, и покорно думает: так уж заведено, ничего не поделаешь.

— Матушка! Что в поле пыль?

Родная! Что в поле пыль?

— Дитятко! Кони играют,

Милая! Кони играют.

— Матушка! Бояре едут,

Родная, бояре едут.

— Дитятко! Сиди, не бойся,

Милая! Небось, не выдам.

— Матушка] На двор въезжают.

Родная! На двор въезжают.

— Дитятко! Сиди, не бойся,

Милая! Небось, не выдам.

— Матушка! Во терем идут,

Родная! Во терем идут.

— Дитятко! Сиди, не бойся,

Милая! Небось, не выдам.

— Матушка! За стол садятся,

Родная! За стол садятся.

— Дитятко! Сиди, не бойся,

Милая! Небось, ие выдам.

— Матушка! Из-за стола встают,

Родная! Из-за стола встают.

— Дитятко! Сиди, не бойся,

Милая! Небось, не выдам.

— Матушка! За ручку ведут,

Родная! За ручку ведут.

— Дитятко! Господь с тобою,

Милая! Господь с тобою.

Заметили, сколько здесь повторов? Каждая фраза дочери и матери повторяется. Всюду одинаковые обращения: «матушка» и «родная», «дитятко» и «милая». Так что в памяти-то держать нужно гораздо меньше половины всего текста.

Разобрав песню, мы что-то узнали, поняли, но, как всегда бывает при этом, ослабло, пропало наше впечатление от нее. Перечитайте песню, не думая ни о каких приемах. Какое это глубокое, внутренне напряженное произведение (а ведь мы еще мелодии не слышали!). Оно не может оставить человека равнодушным.

Приемы-то, оказывается, спрятаны, не выпирают из текста, они сами приобрели огромную художественную ценность и выразительность. Это словно какая-нибудь деталь или колонна в прекрасном архитектурном сооружении: крепко держит стену или крышу, а выглядит просто как украшение, — нагрузки, которую она несет на себе, не ощущаешь, не видишь.

Но даже и это еще не все.

Мы, конечно, не знакомы со старинным свадебным обрядом так, как были знакомы с ним певцы-крестьяне. Песня говорила им о хорошо известном порядке венчания: вот на разукрашенных конях приезжают бояре, или поезжане (так назывались участники свадьбы). Они (выписываю из песни) «на двор въезжают», «во терем идут», «за стол садятся», «из-за стола встают», «за ручку ведут» — то есть уводят невесту к венцу.

Как нельзя в обряде миновать сидения за столом, так нельзя и в песне пропустить это место. Сюжет, содержание, порядок строф были предельно ясны для каждого, кто пел эту песню.

Вот смешная байка:

Чикалка да брикалка,

Колотилка, стукалка,

Колотилка, стукалка,