Евгений Брандис - Знакомьтесь: Жюль Верн!

Не будучи литературоведом, Жан Жюль-Верн, скорее всего но наитию, близок к устаревшему биографическому методу; попытки объяснить происхождение того или иного замысла сводятся нередко к биографическим реминисценциям. Так, например, поздние романы «Агентство Томпсон» и «Золотой вулкан» инспирированы, по его мнению, опасениями Жюля Верна за судьбу сына, поддавшегося «золотому миражу»; «Дунайский лоцман» — рассказами Мишеля о его вояжах в Балканские страны; «Карпатский замок» — элегическими воспоминаниями об умершей мадам Дюшень и т. д. На самом же деле биографические напластования, особенно заметные в романах, где путешествия героев совпадают с маршрутами самого писателя, никогда не определяют сути ни одного из его замыслов.

Однако неверно было бы считать автора убежденным приверженцем наивного биографического метода, тем более что он и не слишком им увлекается. Я бы сказал, что у Жана Жюль-Верна вообще нет определенного метода, если подходить к его труду со строгим литературоведческим критериям. Но, пожалуй, этого и не следует делать.

Автор удачно компонует и чаще всего убедительно истолковывает собранный им огромный материал. В этом и заключается положительное значение его книги, не лишенной неизбежных для такого рода работы просчетов.

Жан Жюль-Верн смотрит на своего деда глазами члена семьи и не всегда может освободиться от груза семейных пристрастий, что в какой-то мере сужает его кругозор исследователя. Мы видели это на примере предвзятого отношения к сотрудничеству с Андре Лори, хотя автор и сам подчеркивает их близость в поздние годы жизни Жюля Верна. Пожалуй, слишком много внимания уделяется родственным и семейным связям, иногда незначительным биографическим фактам, которые кажутся Жану Жюль-Верну важными именно потому, что он «слишком много» знает. Впрочем, когда пишет о великом человеке один из членов семьи, подобные недостатки не только неизбежны, но и в какой-то мере оправданы.

Если же рассматривать книгу Жана Жюль-Верна с позиций современного научного литературоведения, то есть предъявлять к ней требования, на которые она заведомо не рассчитана, то бросается в глаза изолированность Жюля Верна-романиста от литературного окружения, от литературного процесса его времени, от научной фантастики, которой автор уделяет мало внимания, от литературных предшественников и последователей, составивших «школу Жюля Верна», от истории детской и юношеской литературы, от классического французского реализма и т. д. Жюль Верн-романист развивается в изображении его внука как бы спонтанно, почти без воздействия литературной среды (после того, как он отошел от драматургии), в отрыве от мирового общественного мнения, которое сделало его знаменитым, в изоляции от читателей, которые определяли успех или неудачу каждой его новой книги.

Время выдвинуло Жюля Верна на авансцену прежде всего как научного фантаста и первого классика романа нового типа, который он счастливо открыл и сумел утвердить в литературе. Монография, безусловно, проигрывает от того, что Жан Жюль-Верн недостаточно интересуется этой проблемой, ограничиваясь лишь прогностической функцией научной фантастики Жюля Верна и установлением литературных связей с ближайшим предшественником Эдгаром По и младшим современником Вилье де Лиль-Аданом.

В личной жизни, в быту, в своем собственном доме Жюль Верн был очень одинок, и это хорошо показано в книге. Но то, что по убеждениям он был коллективистом, человеком высокого общественного сознания, чутко улавливающим веяния времени, акцентировано, пожалуй, недостаточно. И потому удивление не только амьенских буржуа и переполох в семье, по и некоторое недоумение читателей вызывает в изложении Жана Жюль-Верна тот многозначительный факт, что писатель решил баллотироваться в Амьенский муниципальный совет но списку «красных» — то есть социалистов.

К чести автора монографии, это вызывает его полное сочувствие. Он подтверждает левые взгляды своего деда также графологической экспертизой, проведенной Пьером Луисом, признавшим Жюля Верна «скрытым революционером». Но внимательное прочтение его поздних романов убеждает и без помощи графологии, что писатель был настроен весьма скептически к современной ему буржуазной демократии, доказавшей, в частности, в условиях Третьей республики полную неспособность обеспечить народу лучшее будущее. Критика американского гигантизма, погони за наживой, эксцессов колониальной политики, использования научных достижений во вред людям, сатирические выпады против реакционной политики и военных приготовлений великих держав — все это достаточно четко обозначено в таких романах, как «Вверх дном», «Плавучий остров», «Флаг родины», «Золотой вулкан», «В погоне за метеором», «Кораблекрушение „Джонатана"» и «Необыкновенные приключения экспедиции Барсака».

Разбирая все эти книги, автор подмечает социальную прозорливость Жюля Верна: «Опередив свои век на пятьдесят лет, писатель уже угадывал социальные потрясения и войны, которые станут неизбежной расплатой за это обманчивое благополучие горстки людей, противопоставляющих себя нищенствующим массам». Точно сформулирована главная тема его позднего творчества: «Наука на службе зла». Акцентируется обличительный пафос. «Роман (речь идет о «Плавучем острове») осуждает не только американский гигантизм и цивилизацию доллара, но и западное общество». «В романе «Вверх дном» разоблачаются честолюбивые замыслы неосторожных людей, которые могут привести к изменению существующего порядка в природе. А нам слишком хорошо известно, сколь опасны Манипуляции, которые грозят нарушить природное равновесие. Используя великую силу науки не на благо, а во вред людям, человек уничтожает самого себя». Автор подробно анализирует предпоследний роман «Кораблекрушение „Джонатана"», дающий материал для постановки вопроса об отношении Жюля Верна к анархизму.

Отшельник-анархист Кау-джер, стремящийся к «абсолютной свободе», ради спасения людей становится во главе колонии эмигрантов из обездоленных слоев населения, потерпевших крушение у мыса Горн. И тут происходит неизбежное: человек, не признающий законов, вынужден вводить законы; считающий безвластие высшим благом должен применять власть; отвергающий правовые нормы — карать правонарушителей. Все, что он ни делает, противоречит его убеждениям. Ни одно начинание не обходится без применения власти и силы. Суровая действительность заставляет прекраснодушного мечтателя, как прежде капитана Немо, распроститься со своими иллюзиями...

Жан Жюль-Верн хорошо раскрывает содержание социального эксперимента Кау-джера, но и на этот раз, трактуя образ героя, смешивает разные понятия, иногда совершенно несовместимые (анархизм — коммунизм), и к тому же еще усматривает в действиях Кау-джера... предвосхищение новой экономической политики Ленина! Нечего и говорить, что подобные сопоставления по меньшей море могут вызвать улыбку. Суть же заключается в том, что в годы старости, совпавшие с назреванием мировой империалистической войны, Жюль Верн пришел к убеждению, что надежды на счастливую жизнь и свободное развитие народов в современных ему общественных условиях несбыточны. В «Кораблекрушении „Джонатана"» писатель подводит безутешный итог своим долголетним размышлениям над проблемами социального неравенства, насилия и бесправия, неотделимых от буржуазных правопорядков. Сенсимонистская утопия, в которую он верил, не выдержала проверки временем. Но никакого иного пути для создания совершенного государства Жюль Верн указать не мог. Его мысль не сблизилась с научным социализмом.