Вячеслав Недошивин - Литературная Москва. Дома и судьбы, события и тайны

93. Грузинская Мал. ул., 28/9(с., мем. доска). Ж. — с 1975 г. — поэт, прозаик, бард, актер и сценарист, лауреат Госпремии СССР (1987, посмертно) — Владимир Семенович Высоцкийи его последняя жена — фр. актриса, мемуаристка Марина Влади. За пять лет жизни здесь у Высоцкого побывали десятки, если не сотни знаменитых людей. Шукшин, Окуджава, Ахмадулина, Тарковский, Рихтер, Мессерер, Говорухин и многие другие.

Последние годы поэт тяжело болел, сказывалась не только усталость, но и невозможность освободиться от наркотической зависимости. И он бы смог ее преодолеть, если бы — если бы в один из дней не опоздал на самолет, на рейс уже заказанный.

Спасти его пытался его друг Вадим Туманов, с которым поэт договорился: он прилетит в золотодобывающую артель «Печора» в Сибири и, поселившись в уединенном домике, постарается под наблюдением врачей преодолеть болезнь. Старатели, пишут, готовились к прибытию поэта — на вертолете забросили в таежную местность дом, сделали продуктовые запасы. Первый раз Высоцкий пытался улететь в артель 4 июля, второй раз — через три дня. В этот раз поэт даже оставил здесь записку, адресованную Валерию Янкловичу: «Если бы тебя не было на земле — нечего бы и мне на ней горло драть. Вдруг улечу сегодня… Будь счастлив. Высоцкий». А Туманов, знавший номер его авиарейса, отправился в аэропорт. Однако вечером Высоцкий сообщил: он опоздал на самолет.

23 июля в этом доме состоялся своеобразный медицинский консилиум. После длительных обсуждений было решено, что 25 июля поэт ляжет в больницу. Утром к нему приехала мать и провела с ним почти весь день. Купили на рынке клубники со сливками. Были в тот же день Вадим Туманов, Всеволод Абдулов, давний друг, врачи. Но в ночь на 25 июля не выдержало сердце поэта и между тремя часами и половиной пятого утра поэт, не просыпаясь, умер во сне.

И в эти же часы, но за тысячи километров, в Париже, вдруг вскочила с постели в холодном поту Марина Влади. Она вспомнит потом: «В четыре часа утра 25 июля я просыпаюсь… зажигаю свет, сажусь на кровати. На подушке — красный след, я раздавила огромного комара. Я, не отрываясь, смотрю на подушку — меня словно заколдовало это яркое пятно. Проходит довольно много времени, и когда звонит телефон, я знаю, что услышу не твой голос. „Володя умер“. Вот и все, два коротких слова, сказанных незнакомым голосом. Тебя придавил лед, тебе не удалось разбить его…»

Много позже, сравнительно недавно, я узнал, что в этом же доме жил (на одной лестничной площадке с Высоцким) прозаик, историк спецслужб и мемуарист Теодор Кириллович Гладков, а также, на 16-м этаже, в своей студии-мастерской — журналист, прозаик, коллекционер искусства и киносценарист (фильмы «Мертвый сезон» совместно с С. В. Михалковым, «Вид на жительство» и др.) — Александр Ильич Шлепянов. Он эмигрирует в 1988 г. и станет издателем и гл. редактором журнала «Колокол» (2000−2003). Наконец, здесь же, до 2010-х гг., жил кинорежиссер, сценарист, эссеист и мемуарист Андрей(Андрон) Сергеевич Кончаловский(Михалков).

94. Гусятников пер., 3/1(с.), — Ж. — в 1926 г. — прозаик, бригадный комиссар, автор романа «Как закалялась сталь» — Николай Алексеевич Островский.

95. Дегтярный пер., 4, стр. 2(с. п.), — Ж. — с 1834 по 1857 г., в собственном доме — поэт, критик, историк литературы, переводчик, редактор-издатель (совместно с М. П. Погодиным) журнала «Москвитянин» (1841–1856) — Степан Петрович Шевырёв. В октябре 1848 года здесь, у Шевырёва, останавливался Николай Васильевич Гоголь.

С. П. Шевырев

В эти годы Шевырёв преподавал в университете, «великий трудолюбец, — по словам его ученика Бартенева, будущего историка, — идеалист, строго православный и многостороннейше образованный. У него нельзя было перейти с курса на курс, не создав какого-нибудь доказательства о труде дельном». И каждый студент его мог с шести до семи вечера приходить сюда, на Дегтярный, для «бесед, советов, для выбора книг из его библиотеки».

Этим воспользовался, скажем, некий студент Тихонравов, который забрал у поэта «до 100 книг» в разное время и не отдавал их. Именно здесь Шевырёв просил Бартенева: «Усовестите Тихонравова, мне самому эти книги нужны». А в следующий раз сказал: «Не трудитесь, я писал о книгах отцу Тихонравова и получил от него ответ, что он удивляется моему к нему обращению, так как уже несколько лет, как он проклял своего Николая Савича». И этот господин, заканчивает Бартенев о Тихонравове, «впоследствии был ректором университета и под шумок возмущал студентов против правительства…».

Трудно представить ныне кипящую борьбу литературных и социальных течений того времени. Временами она доходила, натурально, до рукоприкладства. Сюда, например, вернулся Шевырев зимою 1857 г. жестоко избитым (!) графом Бобринским. Просто дородный Бобринский сказал на заседании Исторического общества, что России нечего послать на Парижскую всемирную выставку, кроме «сеченой задницы русского мужика». После этих слов щуплый Шевырёв крикнул графу: «А ты сам-то кто такой? Ведь твой отец незаконнорожденный…» и, подскочив к графу, дал ему пощечину. Тогда-то силач-граф повалил Шевырёва и стал буквально топтать его ногами. Избит поэт был настолько серьезно, что неделю пролежал в постели и его навещали врачи. Бобринского же, по распоряжению царя, просто выслали из Москвы…

Повторяю, борьба лагерей «западников» и «славянофилов» именно тогда так обострилась, что Каролина Павлова, поэтесса, написала на Шевырёва эпиграмму, а профессор Леонтьев, взойдя на кафедру, сказал студентам: «Поздравляю вас, господа, нашу кликушу побили…»

«Родословное древо Пушкина»

Гравюра

Увы, этот инцидент добил мужественного Шевырёва. Он вынужден был в том же 1857 г. уехать из этого дома сначала в Италию, а затем — в Париж, где в 1864-м и скончался на руках у дочери. За десять минут до смерти продиктовал ей последний стих: «Когда состав слабеет, страждет плоть // Средь жизненной и многотрудной битвы, // Не дай мне мой Помощник и Господь // Почувствовать бессилие молитвы!..»

Умер в Париже, но вдова с двумя сыновьями и дочерью похоронили поэта-славянофила в Москве, на Ваганьковском.

Остается добавить почитателям литературы, что здесь, у Шевырёва, А. Н. Островский читал пьесу «Банкрут» («Свои люди — сочтемся»), а бывали в разные годы А. С. Пушкин, П. Я. Чаадаев, А. С. Хомяков, С. Т. Аксаков, Т. Н. Грановский, М. П. Погодин, П. А. Плетнев, поэт, критик и историк Н. И. Костомаров, филолог Ф. И. Буслаев, поэт Н. В. Берг, Д. Н. Свербеев, художник П. А. Федотов и многие другие.