Вячеслав Недошивин - Литературная Москва. Дома и судьбы, события и тайны

Впрочем, дом 18 памятен для нас и тем, что он, если можно так сказать, дважды цветаевский. Во-первых, в нем в 1900-х гг. располагалось Общедоступное музыкальное училище Зограф-Плаксиных (оно переедет в 1909-м в дом № 9, напротив), в котором еще девочкой училась музыке Марина Цветаева, а во‑вторых, в нем с 1921 г. прожила до 1937 г., до второго ареста, сестра Марины, тогда прозаик — Анастасия Цветаева. Сюда, к Асе, взлетела на 4-й этаж Марина весной 1922 г., чтобы попрощаться с ней перед отъездом в эмиграцию.

Вернется Марина Цветаева в Мерзляковский только в 1939-м, после Парижа и недолгой жизни в подмосковном Болшеве. Переедет сюда с сыном Муром и убогими остатками вещей в две маленькие комнатки сестры ее арестованного мужа — Елизаветы Яковлевны Эфрон. Тут, в коммуналке, с Лилей (так все звали Елизавету Яковлевну) и ее подругой Зинаидой Митрофановной Ширкевичуспеет пожить вместе и по отдельности вся цветаевская семья. Сначала дочь Марины Аля, Ариадна, первая покинувшая Париж, потом, весь ноябрь и декабрь 1939-го, сама Цветаева с сыном, а в начале войны и сын Цветаевой — Георгий, которого Марина звала Муром.

«Норкой» окрестит эту квартиру в мемуарах Ариадна. «У Е. Я., — напишет, — всегда было шумно и людно, бывали у нее актеры, художники, писатели, бывал и Пастернак. Сидеть приходилось на кроватях…» Впрочем, и кроватей не было, было «два небольших ложа, попросту ящики, на которых лежали матрацы. Между ними столик для еды…» Цветаева как бы поправит дочь: не норка — «нора, вернее — четверть норы — без окна и без стола, и где главное — нельзя курить…» Еще и потому «нора», что именно отсюда Цветаева начала неотступно, два раз в месяц, «выползать» на Лубянку и в Бутырку, чтобы передать деньги арестованным к тому времени дочери и мужу.

В своем жилье Марине Цветаевой отказал лично секретарь Союза писателей, член ЦК ВКП(б) Фадеев. А ведь это были годы, когда спешно заселялся «писательский дом» ( Лаврушинский пер., 12), где 19 писателям были даны, как я писал уже, двухкомнатные квартиры, 38 — трехкомнатные, 15 — четырехкомнатные, 5 — пятикомнатные. В пятикомнатные въехали Федин, Сельвинский, Эренбург, Погодин, Вишневский. А в единственную шестикомнатную — семья Всеволода Иванова — тогда фаворита Сталина. Но как раз тогда Фадеев и черкнул Цветаевой в ответ на ее просьбу о собственном угле: «Тов. Цветаева!.. Достать Вам в Москве комнату абсолютно невозможно. У нас большая группа очень хороших писателей и поэтов, нуждающихся в жилплощади…»

Так что, проходя по Мерзляковскому, вспомните отчаянные слова Цветаевой, написанные за год до самоубийства: «Москва меня не вмещает… Я не могу вытравить из себя чувства — права… Я дала Москве то, что я в ней родилась… Я имею право на нее в порядке русского поэта, в ней жившего и работавшего…»

Вот таков он — относительно не длинный — Мерзляковский переулок! И блоковский, и — цветаевский!

161. Мещанская ул., 7/21(с.), — Ж. — с 1944 по 1950-е г. (с перерывами) — поэт, прозаик, сценарист, публицист и режиссер, будущий лауреат Госпремии РФ (2009) и секретарь СП СССР (1986–1991) Евгений Александрович Евтушенко(урожд. Гангнус).

Это первый московский адрес поэта. Потом будут соответственно: Тверская ул., 14(знаменитый дом княгини Зинаиды Волконской, где ныне Елисеевский магазин); Зои и Александра Космодемьянских ул., 35/1, Усиевича ул., 23/5; Черняховского ул., 5, корп. 2; Котельническая наб., 1/15, корп. Б;и последний — Кутузовский просп., 2/1.Но именно здесь, на Мещанской, все в его жизни только начиналось.

Это жилье матери поэта, Зинаиды Ермолаевны, в прошлом геолога, ставшей актрисой (отец поэта, тоже геолог и поэт-дилетант Александр Гангнус, оставил семью в 1938-м). И сюда она вселилась, вернувшись в 1944-м из эвакуации, со станции Зима. Здесь же, в 1944-м, мать поменяла ему, двенадцатилетнему сыну, отцовскую фамилию на свою девичью — Евтушенко. И главное, — все, может, самые важные события его жизни начинались здесь.

Е. А. Евтушенко

Сюда он пришел, когда через четыре года его исключат из школы в Марьиной роще (его, как двоечника, заподозрят в сожжении классного журнала), здесь через девять лет он напьется, когда его исключат из Литинститута вроде бы за «прогулы» и дисциплину, или, как он сам говорил, — за публичную поддержку романа Дудинцева «Не хлебом единым». Исключали, как видим, отовсюду, пока он сам не стал «исключением из правил».

Смотрите: в 1949-м он публикует в газете «Советский спорт» первое стихотворение, а через три года, в 1952-м, у него, двадцатилетнего, выходит первый сборник «Разведчики грядущего». Тогда же его принимают, минуя кандидатский стаж, в члены Союза писателей, где заодно выбирают секретарем комсомольской организации Союза. А осенью 1952 г., без экзаменов, без представленного аттестата зрелости (школу он, кажется, так и не закончит), принимают в Литинститут. Сплошное «исключение»! Наконец, здесь в 1957 г. он становится мужем своей сокурсницы по институту Беллы Ахмадулиной (вот тогда они и переехали в комнатку на Тверской). Головокружительная карьера и жизнь, если это слово применительно к поэзии!

Все в его жизни будет окутано легендами и противоречиями. Говорили, что, защищая скульптора Эрнста Неизвестного, он якобы прямо сказал Никите Хрущеву, что тот «идиот». Что отправил уже Брежневу телеграмму, протестуя против ввода советских войск в Чехословакию, а председателю КГБ Андропову клялся, что «погибнет на баррикадах» или даже «повесится у стен Лубянки», защищая от высылки Солженицына. Пишут, что в 1963 г. он был номинирован на Нобелевку по литературе, что в 1965 г. получила тюремные сроки большая группа молодежи, которая объединилась для «защиты Евтушенко» и собралась «провести демонстрацию». Наконец, легенда ли, что поэт Степан Щипачев, придя в ЦК партии, готов был бросить свой партбилет, если Евтушенко не выпустят за границу? Что сам Пол Маккартни так увлекся его стихами, что читал их «битлам» перед их первым концертом в Европе, и что жена генерала Судоплатова уговаривала мужа «не вербовать в агенты КГБ» талантливого Женю?..

Разумеется, им много было сделано за длинную жизнь. Он первым опубликовал антисталинские стихи, поэму «Бабий Яр», он действительно получил орден Трудового Красного Знамени из рук советского правительства (1983) и отказался из-за войны в Чечне получать следующий орден, но уже из рук Ельцина. Он снял как режиссер два фильма по своим же сценариям («Детский сад» — 1984 г. и «Похороны Сталина» — 1991 г.), составил антологию поэзии ХХ в. «Строфы века» (875 персоналий и больше 1000 страниц), наконец, он и впрямь один из самых переводных поэтов — его стихи изданы более чем на 70 языках. Все — так! Но у меня не выходит из головы некий символизм одного эпизода из его жизни, которым он поделился как-то с поэтом Евгением Рейном.