Вячеслав Недошивин - Литературная Москва. Дома и судьбы, события и тайны

Моя простота победила — студент тихо, задумчиво поднялся за мной… „Хотите раздеться?“ Я потянулся помочь снять пальто… но студент вдруг попятился и наскочил затылком на вешалку, бормоча неизвестно что. „Ну, коллега, идите в кабинет в пальто. Садитесь. И давайте поговорим“.

Студент сел на краешек стула, снял фуражку, потер высокий лоб, взбудоражил светлые волосы, слегка по-детски открыл рот и уставился на меня небесными глазами. Так мы молча смотрели друг на друга и улыбались…»

Потом Хлебников достал из кармана синюю тетрадку, «нервно завинтил ее винтом и подал мне, как свечку: „Вот тут что-то… вообще“. В тетрадке на первой странице были какие-то вычисления, и только на третьей — крупно было написано: „Мучоба во взорах“, потом это было зачеркнуто и написано „Искусство грешника“. Это был рассказ…». Рассказ, ставший дебютом Хлебникова в печати.

За этот рассказ Хлебников получил, кажется, первый гонорар, хотя на следующий день у него «не было уже ни копейки». Оказывается, он зашел в кавказский кабачок съесть шашлык «под восточную музыку», но музыканты его окружили, стали играть, петь, плясать лезгинку, и Хлебников отдал им весь свой первый аванс. «Ну, хоть шашлык-то вы съели?» — спросил его Каменский. — «Нет… не пришлось… но пели они замечательно. У них голоса горных птиц»…

Но разве это не «памятник» поэту — от поэта?

167. Молчановка Бол. ул., 32(с.), — Ж. — в 1923–1926 гг. — актер, режиссер, организатор петербургских кабаре «Бродячая собака» и «Привал комедиантов» — Борис Константинович Пронин.

Легендарная фигура! Не поэт, не прозаик, не драматург, но без него Серебряный век нашей культуры был бы далеко не полным. Знаменитый художник Сергей Судейкин писал о нем: «Никогда ничего в театре не сделавший, помощник Мейерхольда, необходимый Мейерхольду, Сацу, Сапунову и мне как воздух, как бессонные ночи, как надежда… Вечный студент, неудавшийся революционер, бесконечный мечтатель, говоривший, вернее, захлебывавшийся от восторга о том, что ценно. Никогда не ошибавшийся, понимавший не знанием, а инстинктом…»

Эмблема «Бродячей собаки»

М. В. Добужинский

Для богемы Петербурга и Москвы, для всех ныне знаменитых поэтов, прозаиков и драматургов, чьи бы мемуары мы ни открыли, он был фигурой знаковой, своим и даже — родным человеком. Он был старше всех их по годам (родился в 1875-м), но «по жизни», по «инстинкту» был заводной мальчишка. Учился в двух университетах (не закончил), потом в школе МХТ, был секретарем при Станиславском, прибился к Мейерхольду, но прежде, чем возникли при его шебутной организации все знаменитые ныне петербургские кабаре, начиная от «Лукоморья» и «Дома интермедий», не говоря уже о «Бродячей собаке» и «Привале комедиантов», он еще в Москве в 1908-м вместе с актером Ярцевым попытался создать свою первую студию в подвале знаменитого дома З. Н. Перцовой ( Соймоновский пр., 1/35). А в 1912 г., уже в Петербурге, открыл легендарную «Бродячую собаку».

Каменные львы у дома № 8 по Малой Молчановке

На его визитке было написано «Доктор эстетики», но про его «эстетику» образно вспоминал поэт Георгий Иванов: «Здравствуй, — обнимал он кого-нибудь попавшегося ему у входа в „Бродячую собаку“. — Что тебя не видно? Как живешь? Иди скорей, наши (широкий жест в пространство) все там…» Ошеломленный или польщенный посетитель — адвокат или инженер… беспокойно озирается: он — незнаком, его приняли, должно быть, за кого-то другого? Но Пронин уже далеко. Спросите его: «С кем это ты сейчас здоровался?» «С кем? — широкая улыбка. — Черт его знает. Какой-то хам!»

Такой ответ был наиболее вероятным. «Хам», впрочем, не значило ничего обидного в устах «доктора эстетики». И обнимал он первого попавшегося не из каких-нибудь, а так, от избытка чувств. А явившись с проектом, — продолжал Г. Иванов, — Пронин засыпал собеседника словами. Попытка возразить ему, перебить, задать вопрос, была безнадежна. — «Понимаешь… знаешь… клянусь… гениально… невероятно… три дня… Мейерхольд… градоначальник… Ида Рубинштейн… Верхарн… смета… Судейкин… гениально…» — как горох, летело из его не переставшего улыбаться рта. Редко кто не был оглушен и редко кто отказывал ему, особенно в первый раз. «Гениальное» дело, конечно, не выходило. Из-за «пустяка», понятно. Пронин не унывал. Теперь все предусмотрено. Гениально… невероятно… изумительно… Рихард Штраус… Умудренный опытом, обольщаемый жмется. «Да ведь и в прошлый раз по вашим словам выходило, что все устроится». «Ах, Боже мой, что за человек, — выражает лицо Пронина, — не хочет понять простой вещи. Да ведь тогда провалилось, потому что он стал интриговать. Теперь он наш. Теперь все пойдет изумительно, вот увидишь…».

Казалось бы, бизнесмен, завхоз, управделами, но именно он не только занимался арендой, например рояля, но и организацией выступлений в «Собаке» и именитых, и начинающих поэтов — иногда, как вспоминал свидетель, «просто выталкивал их, молодых поэтов, на сцену и отдавал команду: „Говорите!..“»

В вечной суматохе, в мельтешении, среди гулких разговоров и неожиданных вскриков Гумилева, Бальмонта, Мандельштама, Северянина и Добужинского, Ахматовой и Дягилева, Маяковского и Шагала, Карсавиной и Луначарского он познакомился и со своей первой женой, актрисой Верой Лишневской-Капницкой. Брак продлится меньше пяти лет, но именно она, «большая любительница денег», и станет, пишут, «могильщицей» кабаре «Бродячая собака» ради открытия следующей авантюры Пронина — кафе «Привал комедиантов». «Власть — это деньги, — говорила она Георгию Иванову. — Больше всего на свете я хочу денег… Слаще всего издеваться над людьми…» Но разве могло это примирить Пронина, «просто художника жизни», с женой?

«Привал», тоже подвальчик, но похожий уже на «венецианские залы», закроют в 1919-м большевики. И в 1919-м Пронин, уже без жены, уедет в Москву. Сначала будет жить на Крестовоздвиженском пер., 9, а потом переедет в этом дом. Некий Герасим Левин писал, что Пронин обитал в небольшой комнатке, в прошлом не то ателье фотографа, не то мастерская художника. «Единственное, что врезалось в память, — это обилие стекол — стеклянная стена, стеклянное окно в потолке — и живопись Судейкина. Картин у Пронина больше, чем стульев. Пошли ли стулья в печь, отапливалось ли зимою это ателье мебелью, — или вообще стульев не было, — не знаю. Но Пронина это не смущало, так же как не смущал неожиданный приход гостей, появление новых лиц. Кое-как разместились вокруг самовара — Гумилев, Бруни. Позднее пришли Федор Сологуб с Ан. Н. Чеботаревской. И до утра, вкруговую, читали стихи, запивая их чаем и какой-то терпкой кислятиной. Кислятину эту гостеприимный Пронин именовал вином».