Евгений Неёлов - Волшебно-сказочные корни научной фантастики

См.: Новиков Н. В. Образы восточнославянской волшебной сказки, с. 135, прим. 13. — Когда хозяином леса оказывается мужской персонаж (Морозко, Медведь и т. д.), а героиней — девушка, мы имеем дело с обращенными вариантами.

Там же, с. 136–137.

Иванов Вяч. Вс., Топоров В. Н. Славянские языковые моделирующие семиотические системы. М., 1965, с. 168.

Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки, с. 47.

Новиков Н. В. Образы восточнославянской волшебной сказки, с 138.

Там же, с. 136.

Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки, с. 98–100.

Цивьян Т. В. Дом в фольклорной модели мира. — В кн.: Труды по знаковым системам, т 10. Тарту, 1978, с. 76.

Байбурин А. К. Жилище в обрядах и представлениях восточных славян. Л., 1983, с. 141.

Невская Л. Г. Семантика дома и смежных с ним представлений в погребальном фольклоре. — В кн.; Балто-славянские исследования. 1981. М., 1982, с. 100.

Веселовский А. Н. Историческая поэтика. Л., 1940, с. 145.

Невозможность в сказке расположения крестьянского дома в Лесу, необходимость окружения его садом не случайна. Структура сказки, пусть и опосредованно, отражает реальный опыт общения с лесом: «Человек фактически стремился скомбинировать черты как степей, так и лесов, создав свое окружение, которое можно назвать “опушкой леса”. В самом деле, если человек поселяется в степи, он выращивает деревья вокруг своих домов... Сходным образом, поселяясь в лесу, он замещает большую часть лугами и пахотными землями» (Одум Е. Экология. М., 1968, с. 157–158. — Курсив мой. — Е. Н. ) Создав свое окружение в жизни, человек создал гомоморфное ему в сказке.

Елеонская Е. Великорусские сказки Пермской губернии: Влияние местности на сказку. — Этнографическое обозрение, 1915, №1–2, с. 39.

Веселовский А. Н. Историческая поэтика, с. 92.

См., напр.: Матвеева-Арефьева Р. П Психологические элементы в волшебных сказках Магая. — В кн.: Русский фольклор Сибири. Материалы и исследования. Вып. 1. Улан-Удэ, 1971, с. 114–115.

Это можно увидеть уже в рамках самого фольклора, если обратиться к жанрам, условно говоря, более поздним, нежели волшебная сказка. В. И. Еремина, говоря об очень популярном в народной лирической поэзии образе сада, отмечает, что «Зеленый сад — образ очень большой емкости, он не вызывает строго постоянных ассоциаций, а потому не мог стать в народных песнях символом» (Еремина В. И. Поэтический строй русской народной лирики. Л., 1978, с. 123).

Штейн А. Л. Мастер русской драмы. М., 1973, с. 223–224.

Медриш Д. Н. Сюжетная ситуация в русской народной лирике и в произведениях А. П. Чехова. — В кн.: Русский фольклор, т. XVIII. Л., 1978, с. 94.

Соловьев Б. Поэт и его подвиг: Творческий путь Александра Блока. М., 1968, с. 572.

Этот процесс происходит и в самом жанре сказки, усвоенном литературой, что особенно подчеркивает его закономерность. Лес литературной сказки и лес сказки фольклорной оказываются контрастно противоположными друг другу. В литературной сказке, например, о Винни-Пухе, «на первый план выходит то, что делает сказочный милновский лес подлинно идиллическим, тихим, глубоко мирным и теплым местом» (Липелис А. Сказка и реальный мир. — Детская литература, 1974, №1, с. 44).

Суммированную оценку восприятия леоновского образа Леса в критике см.: Финк Л. Уроки Леонида Леонова. М, 1973, с. 227–229.

Старикова Е. Леонид Леонов. Очерки творчества. М., 1972, с. 281.

Поэтому, если быть точным, нельзя, говоря о романе Л. Леонова, согласиться с характеристиками типа «сказочный вихровский лес», «лес... приобретает черты сказочного чуда» (Старикова Е. Леонид Леонов, с. 282). Леоновский лес безусловно фольклорен, но не сказочен.

Выразительный пример последнего дает экологическая фантастика, для которой показателен, к примеру, рассказ известного советского фантаста С. Гансовского «Спасти декабра», повествующий о гибели венерианского леса вследствии неразумного вмешательства землян-колонистов.

Вот только один пример: «Они миновали полосу белого опасного моха, потом красного опасного моха, снова началось мокрое болото... а из каждого цветка выглядывало серое крапчатое существо и провожало их глазами на стебельках» (Стругацкие А. и Б. Улитка на склоне. — В кн.: Эллинский секрет. Л., 1966, с. 415).

Солодовников С. В. Человек и Неизвестное в научной фантастике. — Вестн. Белорус. гос. ун-та. Сер. IV, 1975, №. 2, с. 21.

Уэллс Г. Собр. соч. в 15-ти т., т. 3. М., 1964, с. 65.

Там же, т. 1, с. 165.

Там же, с. 177.

Там же, с. 183.

Цит. по: Кагарлицкий Ю. И. Герберт Уэллс. М., 1963, с. 141.

Уэллс Г. Собр. соч. в 15-ти т., т. 1, с. 78.

Там же, с. 113, 125.

Там же, с, 140.

Чернышева Т. А. К вопросу о традициях в научно-фантастической литературе. — Труды Иркутск, гос. ун-та, т. XXXIII. Сер. литературоведение и критики. Вып. 4. Иркутск, 1964, с. 98.

Уэллс Г. Собр. соч. в 15-ти т., т. 6, с. 405–406.

Стругацкие А. и Б. Улитка на склоне, с. 456.

Бритиков А. Ф. Русский советский научно-фантастический роман. Л, 1970, с. 356–357.

Там же, с. 354.

Иногда в научной фантастике, как, например, в повести Стругацких «Пикник на обочине» встречается изображение города как леса. Такой город-лес очень популярен в детективном жанре, «и в этом сказочно-страшном, таинственном лесу будут блуждать герои, сменившие серого волка или волшебного коня на автомашину новой марки» (Меркулан Я. Зарубежный кинодетектив, с. 47); поэтому, вероятно, не случайно, что в научно-фантастических произведениях, использующих этот образ, как правило, присутствуют элементы детектива.

См.: Пухов М. Станет светлее. — Искатель, 1982, №6, с. 49, и др.

Головачев В. Реликт. Днепропетровск, 1982, с. 72.

Гуляковский Е. Атланты держат небо. — В сб.: Фантастика-79. М., 1979, с. 85.

Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики, с. 248.

Фрейман Н. Придорожная часовня — пережиток древнего «погребения на столбах на путях». — Советская этнография, 1936, №3, с. 86.

Цивьян Т. В. Дом в фольклорной модели мира, с. 75.