Владимир Гаков - Четыре путешествия на машине времени (Научная фантастика и ее предвидения)

В 1980 году популярный журнал «Уральский следопыт» предложил своим читателям, среди которых немало настоящих знатоков фантастики, провести забавное разыскание. Требовалось составить шуточный календарь «памятных дат» на 1980 год (из данных, почерпнутых в произведениях писателей-фантастов).

Итак, что же «происходило» в 1980 году?

Автоматическая станция на Венере передала первые изображения на Землю (В. Соловьев. «Триста миллионов лет спустя», 1956). Это почти точное попадание! А вот других событий еще ждать и ждать. Матч по боксу между человеком и роботом (Р. Мейтсон. «Стальной человек», 1956); первый в мире космический корабль с термоядерным двигателем отправился в первый полет к Луне; в толще лунных пород уже выстроен Луноград с населением в 65 человек (Ю. Шпаков. «Кратер Циолковский», 1962)… Вследствие голода, охватившего планету, учреждена Всемирная Служба Контроля над народонаселением (Д. Блиш. «День статистика», 1964); последние капли нефти упали в 70-х годах в моря и реки Земли: начиная с 1980 года порча природы рассматривается как тягчайшее преступление (С. Гансовский. «Спасти декабра!», 1967). Первый мрачный прогноз, к счастью, не оправдался, но, увы, и о выполнении второго можно только мечтать. «Выращен» искусственный интеллект (А. Кларк. «Космическая одиссея 2001 года», 1968). Увы… И последнее: в дальний полет с околосветовой скоростью отправился звездолет «Аврора» с интернациональным экипажем на борту (А. Хлебников, «Третья мировая война», 1977).

Обратите внимание на даты публикаций. Ну ладно, в 1962 году еще рассчитывали на посылку к Луне термоядерного корабля через восемнадцать лет. Но как можно было в 77-м надеяться на старт межзвездного корабля через три года — вот что непонятно! Впрочем, это пример скорее курьезный, чем решающий. Указывать точную дату тех или иных описываемых фантастических событий — значит почти всегда рисковать (а уж если мучает зуд датировки, то разумнее отнести описываемые события в следующее столетие)…

Но не это составляет силу фантастики, не блестящие отгадки, на каждую из которых неизбежно придется море заведомо ошибочных предсказаний. Пусть угадывают гадалки — научной фантастике удается другое: размышлять о тенденциях, о глобальных проблемах и даже о принципиальной возможности того или иного открытия или изобретения. Когда писатели не стремятся ничего «уточнять», их стрельба по невидимым мишеням будущего оказывается куда удачнее попыток узких специалистов. Никаких конкретных расчетов и детальных проектов писатели, как правило, не предлагали, да и не писательское это дело. Но как часто бывает в науке, одна только принципиальная возможность — если и не доказанная, то хотя бы увиденная — может наполовину приблизить ученого к решению задачи [6] О том, что на открытие объемной голографии лауреата Ленинской премии Юрия Денисюка натолкнул рассказ Ефремова, известно, пожалуй, всем любителям фантастики. Но вот в одном из номеров журнала "Известия АН СССР. Серия биологическая" за 1963 год академик В. В. Парии с соавтором замечают, что проблема анабиоза получила наиболее подробное освещение не в научной литературе, а в произведениях фантастики. И сколько еще таких примеров!.. .

К сожалению, все эти удачные попадания разбросаны по десяткам, если не сотням книг, многие из которых были весьма посредственными с литературной точки зрения, канув в небытие еще при жизни авторов. Так что задача собрать всю эту мозаику воедино — разумеется, не из легких. Но все же попробуем.

«Избыток воображения, — писал Артур Кларк, — встречается значительно реже, чем его недостаток; когда это случается, на его злосчастного обладателя валятся все беды и неудачи — за исключением достаточно благоразумных провидцев, излагающих свои идеи только письменно и не помышляющих провести их в жизнь. К такой категории относятся все авторы научной фантастики, историки, пишущие о будущем, творцы утопий и оба Бэкона, Роджер и Фрэнсис».

Последние два имени не случайно поставлены в один ряд с писателями-фантастами. Не такая и распространенная в Англии фамилия, но надо ж было случиться совпадению, чтобы два гения, носившие ее, как бы свободно переговаривались через временную бездну в четыре столетия!

«Можно сделать такие приборы, с помощью которых самые большие корабли, ведомые всего одним человеком, будут двигаться с большей скоростью, чем суда, полные мореплавателей. Можно построить колесницы, которые будут передвигаться с невероятной быстротой… без помощи животных. Можно создать летающие машины, в которых человек, спокойно сидя и размышляя над чем угодно, будет бить по воздуху своими искусственными крыльями, наподобие птиц… а также машины, которые позволят человеку ходить по дну морскому». Это из письма монаха-францисканца Роджера Бэкона. Написано в XIII веке, когда ни о какой науке и не помышляли, а самой «научной» книгой столетия считалась «Сумма теологии» Фомы Аквинского.

Бэкон пожил фантастически долгую по тем временам жизнь — почти восемьдесят лет — и в самый разгар гонений на ересь и схоластических споров о точном подсчете числа ангелов, способных уместиться на острие булавки, написал трактат. Одно название могло запросто привести автора на костер: «Послание брата Роджера Бэкона о тайных действиях искусства и природы и о ничтожестве магии». Впрочем, гениальный монах был достаточно предусмотрителен, чтобы не публиковать свое сочинение при жизни. Так удивительное произведение, в котором были предсказаны телескоп, самодвижущиеся повозки и даже летательные аппараты, увидело свет лишь спустя четыре столетия, в 1618 году, — как раз ко времени расцвета гения другого Бэкона, Фрэнсиса.

Отдавая дань многим оракулам, предсказавшим приход Ее Величества Науки, этого второго Бэкона все-таки следует выделить особо. Его однофамилец Роджер угадал отдельные технические проявления грядущего прогресса; Фрэнсису принадлежит несомненная заслуга в выдвижении самой идеи научно-технического прогресса, равно как и концепции опытного знания— недаром Маркс назвал его «родоначальником всей экспериментирующей науки».

Современникам Фрэнсис Бэкон был в большей степени известен как сиятельный вельможа и видный политик. Пэр Англии, всесильный лорд-канцлер в правление короля Якова I, носивший громкие титулы барона Веруламского и виконта Сент-Олбенского, и только после этого… немножко беллетрист, немножко законник, немножко философ. Он прожил шестьдесят пять лет, много написал, блистал в свете и был опозорен подозрениями во взяточничестве, побеждал и терпел поражения — большая, бурная жизнь. Однако, умирая, обронил пророческие слова: «Я завещаю свое имя и свою память суду милостивых людей, чужим народам и отдаленному будущему». Словно знал, что только грядущему и будет дано оценить им содеянное.