Владимир Гаков - Четыре путешествия на машине времени (Научная фантастика и ее предвидения)

А теперь — вторая остановка.

Откровения случались разные. В 1900 году в Лондоне выходит книга, которая должна была открыть новую страницу истории научной фантастики. Должна бы, но… этого не случилось: роман Роберта Коула „Битва за Империю: рассказ о жизни в 2236 году“ прочно забыт сразу же по выходе в свет и только недавно обнаружен исследователями (так же, как и книга Дефонтенэ). А ведь Коул первым описал не что-нибудь, а межзвездную войну! Именно так: в романе рассказывается о том, как агрессивная цивилизация с планетной системы Сириуса посылает свой истребительный космический флот к Солнечной системе.

Битвы звездных армад, управляемые космические торпеды, барражирующие в околоземном пространстве истребители — все это, как и сама идея варварской колонизации других планет (идея, несомненно, подсказана автору-англичанину земным опытом), в западной фантастике было воспринято как откровение. Позже критики назовут подобную продукцию „космической оперой“ (по аналогии с примитивными американскими радиопередачами, названными „мыльными операми“). По сути, ничего нового: старый добрый авантюрный боевик, некая мешанина из вестерна, сочинений о пиратах южных морей и псевдоисторического „романа плаща и шпаги“. Только зачем-то все это вынесено на галактические просторы — словно авторы сомневались, хватит ли где разгуляться в Солнечной системе!

Выиграла от такого „открытия“ научная фантастика? Навряд ли. Но если говорить о возможности коммерческой разработки жилы, открытой Коулом, то, увы, она оказалась поистине неисчерпаемой для малостеснительных его потомков (правда, и эту пришлось фактически переоткрыть спустя четверть века)…

Но — прильнем к нашим иллюминаторам.

„Космическую оперу“ писатели пропустили, зато программа освоения Солнечной системы выполнялась на удивление четко.

После Луны на первом месте стоял Марс. Добирались до него по-разному: в романе англичанина Роберта Кроми „Бросок в космос“ (1890) — на корабле, имеющем вид сферы и неизвестно как движущемся; годом позже, в романе американского автора Томаса Блота „Марсианин“, — более модным ныне способом телепортации. А в незаконченном романе русского поэта Валерия Брюсова „Гора Звезды“ (1895 — 1899) встречается намек на то, что марсианам были известны основные принципы реактивного движения.

Не оставили фантасты своим вниманием и другие планеты, прежде всего — Венеру. Снова проекты, один увлекательнее другого. Англичанин Джон Мунро посылает своих героев в полет на корабле, управляемом „электричеством“ (роман „Полет на Венеру“, 1897). А в вышедшей пятью годами раньше астрономической фантазии „В океане звезд“ русского автора А. Лякидэ для полета на планеты (в том числе, Венеру) предлагается использовать аппарат с машущими крыльями — орнитоптер. Вопрос о наличии воздуха в межпланетном пространстве, по-видимому, не ставился…

И наконец, Юпитер. В наши дни едва ли не самое притягательное для писателей-фантастов место в Солнечной системе было открыто ими раньше, чем Венера, — случилось это в романе некоего Джоэля Пибоди „Удивительный мир“ (1838). А спустя полвека в Англии вышел популярный роман Джона Эстора „Путешествие в иные миры“ (1894), где автор посылает своих героев) на Юпитер и Сатурн с помощью антигравитации (апергии).

Все больше проектов — воистину от великих до смешных.

Вот, например, популярный роман классика немецкой научной фантастики Курда Лассвица „На двух планетах“ (1897). Огромные искусственные спутники, повисшие над полюсами Земли, используются марсианами в качестве эффективных перевалочных пунктов. Ассоциации со свифтовской Лапутой очевидны, но если Свифта посетило озарение, Лассвиц с немецкой педантичностью все рассчитал до мелочей. И наоборот, проект, разработанный Андре Лори (псевдоним французского писателя-коммунара Паскаля Груссе) в романе „Изгнанники Земли“ (1888), вызовет у современного читателя улыбку. Герои Лори, вместо того чтобы самим лететь на Луну, притягивают нашу космическую соседку к Земле с помощью гигантского магнита — естественных залежей железа в горах Судана…

Но хватит перечислений — наше путешествие подходит к концу.

Молодой научной фантастике, как и Одиссею, пришлось лавировать между Сциллой — сенсационной популярностью у массового читателя и Харибдой — равнодушием читателя серьезного. А ведь эта литература заметно подросла и набралась опыта. Многое, что выходило под маркой „научная фантастика“, выглядело уже вполне солидно по строгим литературным меркам.

Если же говорить только об идеяхфантастов, то и с ними дело обстояло не просто. От авторов научной фантастики читатели и издатели требовали прежде всего фантастического — и это приводило к рождению массы „бредовых идей“, вызывавших бурный и, главное, шумный всплеск энтузиазма. Увлечение со временем спадало, а действительно интересные идеи по большей части просто не доходили до своих возможных адресатов. Сейчас можно сколько угодно восклицать: „Эх, если бы ученый Икс в свое время заглянул в опус писателя Игрека!“ — да что толку.

Настоящего успеха смогли добиться те, кто в полной мере усвоил нехитрый принцип: чтобы увлечь парадоксальной идеей, мало было самому дойти до нее — нужна была еще и „подача“.

Пример такого удачного симбиоза стоял перед глазами. Уже явился в мир писатель, пример которого мог бы послужить любому охваченному искушением попробовать собственные силы в научной фантастике. В творчестве этого писателя замкнулась историческая триада, совместились два полюса — романтический порыв Эдгара По и трезвая научная основательность Жюля Верна. Два полюса соединились и вспыхнула искра. „Гуманитарная“ и „техническая“ ветви научной фантастики — как ни условны сами эти названия — сплелись воедино в романах Герберта Джорджа Уэллса (о нем мы еще вспомним в последней главе книги).

Но тогда этого еще никто не знал. Молодая фантастика, блуждая в потемках и частенько ошибаясь, плыла-таки в свой Золотой век. Плутая между наивностью и поразительной догадливостью, мешая курьезы с настоящими откровениями. Никаких табелей о рангах в этой литературе пока не существовало — лишь время отбирает достойных; и читатели той поры с одинаковым упоением поглощали книги Уэллса и произведения ныне забытых его современников. Ведь почву для произрастания новых идей — под стать нарождавшемуся веку — рыхлили все: и гиганты и карлики.

Особенно ярко это проявилось в космической фантастике. Детали, в изобилии поставляемые писателями-фантастами, главного изменить уже не могли: человечество к концу прошлого века было подготовлено к выходу на свою долгую звездную дорогу.