Владимир Гаков - Ультиматум. Ядерная война и безъядерный мир в фантазиях и реальности

Над этими словами стоит хорошенько поразмышлять.

Что-то в "рецепте", предложенном американским публицистом, внутренне отталкивает, тревожит, заставляет насторожиться… Но что? Может быть, странно звучащее слово "успех" в сочетании с возвратом к вековому проклятию рода человеческого…

Наверное, это.

Возвращаться надо к миру. Безъядерному прежде всего, но и к просто миру — тоже. Как бы тяжела ни была эта двуединая задача: уничтожение ядерного оружия и оружия обычного, ставиться и решаться она должна как цельная и неделимая.

Но что касается этапов, то первым делом жизнь диктует избавиться от угрозы войны ядерной, "необычной". Единственной в своем роде и безусловно финальной в истории человечества. Ядерный ультиматум, как и все прочие, не допускает каких-то промежуточных решений. Или война против войны завершится полной и окончательной победой, или начнется такое, что заставит позабыть ужасы конца света, оставленные нам распаленным воображением предков.

Свет-то скорее всего останется. Мертвенный "радиоактивный" свет, излучаемый в пустое черное пространство планетой, разум которой зажег лишь этот жуткий поминальный факел. Он еще почадит некоторое время, определяемое законами ядерной физики, — как свеча японца, не покидающего вахту памяти по Хиросиме, — а после погаснет. Только на этот ритуальный огонь некому уже будет взглянуть; ни поминки справить по Миросиме , ни извлечь что-то полезное из ее трагического опыта тоже ни одному смертному не суждено.

Поэтому перед задачей освобождения человечества от накопившегося ядерного груза блекнут все прочие. Хоть и приелось читателю это прилагательное — "ядерный" и несколько прискучило однообразие колонн демонстрантов на экранах телевизоров, все равно от этого не уйти. "Мир по большей части зависит от сердец, желающих мира, — писал почти полтысячелетия назад Эразм Роттердамский. — Все те, кому мир приятен, приветствуют всякую возможность его сохранить" [4] . Вся эта деятельность будет продолжаться, пока каждый не осознает: срок ультиматума истекает. И за жизнь, нашу и потомков, нужно драться, используя любые средства, в том числе повторяя в сотый, в тысячный раз многие "очевидные" вещи.

Тем более опасны ссылки на то, что именно ядерное оружие способствовало наступлению сорокалетнего мирного затишья на многострадальной земле Европы. По остроумному замечанию одного американского автора, это все равно что продолжать рискованную игру в "русскую рулетку" (у нас ее еще называют "офицерской"), вдохновившись предыдущими конами, во время которых выстрела так и не последовало [5] …

"Человечество, — пишет Д. М. Проэктор, — вероятно, издревле жило в смутном ожидании всеобщей гибели, Армагеддона. Вспомним "Страшный суд" Микеланджело или вторую часть "Реквиема" Верди. Ничто выразительнее не донесло до нас в живописи и музыке мысль о всеобщем последнем часе. Люди способны привыкнуть ко многому. Ужас перед катастрофой как раньше, так и сейчас размывается буднями и повседневностью. Но может ли он быть постоянной основой мира? Нет. Мы повторяем: глубоко аморально гарантировать мир путем угрозы всеобщего уничтожения" [6] .

Нужны гарантии другие, более надежные — и в психологии, и в политике, потому что и "тиранию вражды", о которой говорил Кин, пора изживать бесповоротно. Нужны принципиально иные взаимоотношения между государствами, иной уровень государственного мышления — изменять придется даже, возможно, сам язык идеологии и политики.

"Неукротимый поток истории уже устремился к перекату между вторым и третьим тысячелетием. Что дальше там, за этим перекатом? Не станем прорицать… В нынешний тревожный век наша социальная и… жизненная стратегия нацелена на то, чтобы люди берегли планету, небесное и космическое пространство, осваивали его как новоселы мирной цивилизации, очистив жизнь от ядерных кошмаров и до конца раскрепостив для целей созидания, и только созидания, все лучшие качества такого уникального обитателя Вселенной, как Человек" [7] .

Это строки не из выступления ученого-футуролога, писателя или публициста. Процитирован всего лишь фрагмент из заключительных, итоговых абзацев Политического доклада ЦК КПСС на XXVII съезде партии.

Что за время, в которое мы живем! Писатели откладывают в сторону рукописи, чтобы объединить усилия с учеными и политиками, а политики с высоких трибун говорят как страстные публицисты.

…Наш "круглый стол" на Московском конгрессе врачей, озаглавленный "Научная фантастика и ядерная реальность", подходил к концу. Спор перешел на другие темы, переключился на проблемы, что ждут нас в "безъядерном" завтрашнем дне. К счастью, аудитория и выступавшие оказались вполне на уровне сформулированной темы: в выступлениях реализм преобладал над утопией, никто завтрашний день особенно не идеализировал… А змея на эмблеме Международного движения врачей все так же яростно боролась с бомбой.

Таково свойство фантастики: проблемы, которые ей уже понятны, которые она часто очень здорово предвидит и высвечивает под одной ей ведомым углом, она отставляет в сторону. Чтобы устремить испытующий взор на другие, пока неведомые, "нерастиражированные" и еще неизвестно чем грозящие в перспективе. Вот и нам хотелось вдоволь порассуждать о проблемах безъядерного мира , благо участники "набросали" их предостаточно. Но только схватка змеи и бомбы не отпускала взгляда. Главное, чтобы мудрость, разум выиграли этот поединок. Что до проблем, с которыми мы, видимо, неизбежно столкнемся потом — весной , то пугать ими сейчас неразумно (а пугали). Все равно что предрекать простуду от свежего морского ветра пассажирам корабля, которые разожгли костер прямо у порога крюйт-камеры, да вовремя спохватились, начав споро затаптывать тлеющие головешки…

В те июньские дни в Москве мы и познакомились (и дружим до сих пор): американский профессор-литературовед Пол Брайнс, голландец (хотя он живет и практикует в США, но подданство своей страны сохраняет), психоаналитик Роберт Боснак и автор этих строк. Что связало нас? Как ни странно, угроза атомной войны, загадка человеческого воображения и еще, пожалуй, принадлежность к одному поколению. Первому постъядерному и последнему предспутниковому.

Тогда же я впервые посмотрел американский фильм "На следующий день" — как уже говорилось, советское телевидение таким образом отметило день открытия конгресса. А по завершении работы конгресса Брайнс и Боснак, также впервые, познакомились с "Письмами мертвого человека". И эта своеобразная перекличка двух фантастик, созданных — во всех смыслах — на разных концах света , показалась нам тогда тоже своего рода гарантией.