Цецилия Кин - Перевернутая страница не означает поражения
- Название:Перевернутая страница не означает поражения
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:1980
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Цецилия Кин - Перевернутая страница не означает поражения краткое содержание
Статья о творчестве Итало Кальвино, опубликованная в 1980-м г. в журнале "Вопросы литературы"
Перевернутая страница не означает поражения - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
В сборник включена лекция «Природа и история романа», которую в 1958 году Кальвино читал во многих итальянских городах, сопровождая иллюстрациями. Лекция начинается цитатой, и Кальвино говорит: «Я читаю вам страницу из «Войны и мира» Толстого. Князь Андрей накануне Бородинского сражения». И еще цитаты, цитаты, и последняя, когда раненый князь Андрей лежит в роще: «Но разве не все равно теперь, — подумал он. — А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне жалко было расставаться с жизнью? Что-то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю». И тут Кальвино начинает собственно лекцию: «Что в этих страницах Толстого так чарует нас?» И четкий анализ: человек, природа, история. «В соотношении этих трех элементов заключается то, что мы можем назвать современным эпосом. Великий роман Отточенто начал этот разговор, и проза Новеченто, нервная, угловато-прерывистая, продолжает его. Изменяется подход к индивидуальному самосознанию, к природе, к истории, варьируется соотношение между тремя гранями. Но при всех различиях литература двух последних столетий показывает нам совершенную преемственность разговора».
Эта лекция — панорама мировой литературы; человек, природа и история остаются константами, соотношение которых изменяется во времени, а главным ориентиром для итальянского писателя неизменно является русская классика от Пушкина до Чехова. Мысль о «пессимизме разума, оптимизме воли», текстуально не повторяясь, присутствует неизменно. Ни Пушкина, ни Стендаля лектор не считает «оптимистами», но с восхищением говорит об энергии мироощущения и языка, об уроке твердости и мужества, который они оставили потомкам. Но мир разнообразен и огромен, в каждом великом романе переплетаются личное и общественное, мы видим это и в «Воспитании чувств», и в «Бойне и мире», этом «самом реалистическом романе, какой когда-либо был написан», романе «самого великого реалиста — Толстого». Русские классики научили мир также понятию «другой», и этот другой — «наш ближний» («Смерть Ивана Ильича»).
Лекция Кальвино плотная, напряженная, без пустот, и последний абзац предвосхищает одну из нашумевших статей Кальвино «Море объективного», опубликованную в 1960 году в журнале Элио Витторини и Кальвино — «Менаб о литературы» [4] Meнабо (итал.) — факсимиле.
. Анализируя французскую ecole du regard и привлекая также итальянские материалы, Кальвино писал, что он («мы») не предвидел и не желал такого развития литературы, когда индивидуальная воля и суждение «тонут в море объективного». Однако это совершившийся факт, и Кальвино с горечью пишет о том, какой разрыв во времени существует между познанием мира и его изменением. И все-таки (в самом конце статьи возникает слово «лабиринт»), ничего не упрощая и фиксируя перемены в развитии литературного процесса, Кальвино подтверждает свою верность старому паролю: сохранять активную позицию, волю к противопоставлению своих ценностей тем ценностям, которые как будто взяли верх, «упорство без иллюзий».
Через два года Витторини открыл в «Менабо» важную Дискуссию на тему «Индустрия и литература», и Кальвино принял участие в этой дискуссии; его выступление «Вызов лабиринту» стало теперь знаменитым. В своей старой статье об этой дискуссии (я позволю себе сослаться на нее [5] «Вопросы литературы», 1963, № 3.
), я писала о том, что, по мысли Кальвино, философия, литература и искусство получили в результате промышленной революции травму, от которой они до сих пор не оправились. После того как на протяжении веков устанавливались определенные отношения человека с себе подобными и с окружающим миром, все решительно переменилось. «Вещей больше нет, есть только товары, серийная продукция; машины занимают место животных, город — всего лишь дортуар при заводе, время — это распорядок дня, человек — шестеренка механизма, только классыимеют историю…» «Машины опережают людей, общество отстает от технического прогресса; капитализм сознает свою дряхлость и цепляется за суффикс «нео»; социализм как никогда чувствует себя молодым. Новые народы выходят на историческую сцену. И в таких сложных, быстро меняющихся условиях культура не может довольствоваться своими привычными ресурсами — она должна прибегать к помощи этнографов и социологов». В блестящем эссе Кальвино возникает образ лабиринта, джунглей: «Мы хотим спасти вызов, брошенный лабиринту, мы хотим выделить литературу вызова лабиринтуот литературы сдачи лабиринту. Только таким путем можно преодолеть «позицию отчаяния», в которой Витторини обвинил старый авангардизм».
Восемнадцать лет тому назад мне казалось, что Кальвино должен был произнести «еще какие-то слова», более четкие и обязывающие. Сейчас я думаю, что писатель неизменно помнил об impegno; но ведь смысл этого понятия изменяется в соответствии с изменением исторического времени. Были годы «Тропинок к паучьим гнездам» — первого романа Кальвино, написанного «для партизан, сражающихся в горах» (он там был вместе с ними), так как подпольщики-антифашисты в городах уже имели свой роман — «Люди и нелюди» Витторини. Об этом заявил сам Кальвино с полной определенностью.
Жаль, что в рамках рецензии нельзя рассказать о том, какими путями развивалась потом проза Кальвино, Было многое: неореалистические рассказы, великолепные сказки, философские повести, косми-комические истории… Так вплоть до последнего (1979) романа «Если однажды зимней ночью путешественник». Давно уже Р. Хлодовский точно сказал об Итало Кальвино: «Он поэт, а не моралист. Возможно даже, он плохой философ. Сила его не в этом. Она — в гуманистической вере в цельную, не ущербную человеческую личность» [6] Р. Хлодовский, Предисловие к кн.: И. Кальвино, Барон на дереве. «Художественная литература». М. 1965. стр. 24.
. Хочется только добавить, что Кальвино не моралист в известном значении слова. Но вспомним его тезис о том, что всякое поэтическое произведение, если оно настоящее, — морально. Кальвино не признает абсолютных ценностей, он неоднократно заявлял — и для него это программно, — что мнения писателя и вообще человека могут меняться, поскольку само понятие ценностей относительно и изменяется в рамках исторического времени
Интервал:
Закладка: