Сергей Щепотьев - Маленькие рыцари большой литературы

Интересно, что образ этот привнесён в роман случайно: издатель требовал от автора расширения второго тома, и тогда Жеромский ввёл в последние главы Кожецкого, наделив его чертами и идеями польского философа и социолога Эдварда Абрамовского (1868—1918), которого иногда называют предтечей анархизма. К счастью, эта случайность обогатила роман сильным трагическим образом.

Не следует забывать, что историк Польши Тадеуш Кожон (1839—1918), под началом которого Жеромский работал в библиотеке Замойских в Варшаве, открыто называл легионеров «маньяками» и «наёмниками».

Роланд — полулегендарный рыцарь, племянник Карла Великого, герой французского героического эпоса XI в. Сид, он же Руи Диас-Вивар (1050—1099) — испанский рыцарь, герой войны с арабскими завоевателями. Писарро Ф. (1470—1541) — испанский авантюрист, завоеватель Перу.

«Да здравствует Польша!» — «Да будет так». (фр.).

Позволим себе, однако, напомнить читателю одну, быть может, малоизвестную деталь истории польских легионов Бонапарта. Их создатель Ян Домбровский (1755—1818), участник похода князя Понятовского против России в 1794 г., произведённый в генералы Костюшкой, после краха Наполеона получил от императора Александра I чин генерала от кавалерии и звание сенатора.

Между прочим, Гинтулт — масон, ратующий за следование концепциям манихейства, в своём отрицательном отношении к революции, сражаясь за которую пострадал Пётр Ольбромский, произносит речи о революции моральной, самовоспитании личности — совсем в духе того же Эдварда Абрамовского, идеи которого излагал в «Бездомных» Корецкий...

Т.2, М., 1969.

В. Хорев. Польская литература в конце XIX — начале XX в. М., 2009.

Отец Ярослава был участником январского восстания 1863 г.

Списки лиц немецкого происхождения, составлявшиеся оккупантами.

Позволим себе, однако, отметить, что, видимо, стремясь продемонстрировать свою эрудицию, автор наводнил страницы романа пространнейшими перечислениями многочисленных, не всегда главных, персонажей и их родословных, как и подробнейшей топографией различных географических мест. Это, как нам кажется, значительно утяжелило повествование и, как следствие, затрудняет восприятие произведения.

Переговорам с Барбароссой предшествуют опасения Генрыка, что с Фридрихом «снюхаются русины». Удивительный факт исторического предвидения писателя: ведь через те же пять лет после выхода романа в Пинске и Брест-Литовске уже проходили совместные парады советских и немецких войск!

Тем досаднее серьёзная неточность, допущенная Ивашкевичем в описании топографии города: он постоянно упоминает о расположенной на Среднем Фонтане даче на самом берегу моря, тогда как местность, называемая Средним Фонтаном, выхода к морю не имеет.

Как свидетельствует В. Хорев, «советская критика 40-50-х гг. обвиняла автора романа в том, что он не показал истоков реакционного подполья и окружил романтическим ореолом врагов народа».

В то же время для значительной части советских читателей романа, а затем — зрителей фильма произведение стало, как теперь принято выражаться, культовым. Автору этих строк известны даже случаи, когда его сокурсники по alma mater, один из которых — сейчас известный бард, ввязывались в драку с людьми, неодобрительно отзывавшимися об этом произведении.

С другой стороны, по словам В. Хорева, «Пепел и алмаз» выдержал множество изданий в Польше и «навяз в зубах» многим польским литераторам, а «в постсоциалистической Польше автора обвинили в компрометации антикоммунистического подполья и симпатии к коммунистам».

Перевод мой ( С.Щ. ).

Перевод мой ( С.Щ. ).

Третьего не дано (лат.)

По некоторым источникам, идею романа подсказал писателю Анджей Вайда, который через семь лет осуществил его экранизацию.

Автор работы «Секс в кино и литературе» Мих. Меерович обнаружил во взаимоотношениях персонажей даже садомазохизм. Нам приходится лишь поверить его авторитету, поскольку текст Анджеевского прямых указаний на это не содержит, а собственного опыта, как и соответствующего направления фантазии, видимо, нам не хватает.

М. Заборов. Крестоносцы на Востоке. М., 1980, с.263.

Перевод мой — С.Щ.

Напоминание (букв.: «Помни» — лат.)

«Свобода и независимость» (польск.).

О перипетиях этого строительства рассказал Анджей Вайда в фильме «Человек из мрамора».

Интересно, что проиллюстрировала книжку двенадцатилетняя в то время дочь Т. Конвицкого Данута.

Пожалуй, сцены, связанные с киносъёмками, стоят в книжке особняком. Они содержат такие точные портреты кинематографистов, такие характерные для кинопроизводства зарисовки, что за этими страницами явно стоит не маленький герой-рассказчик, а сам Конвицкий, прекрасно знакомый с буднями и обитателями киномира.

«Ekran», 12.XI.1978.