Альберто Мангель - Гомер: «Илиада» и «Одиссея»

Интересно отметить, что традиция странствующих певцов сохранилась практически без изменений и в наше время. В 30-е годы XX века американский филолог Мильман Пэрри и его ученик Альберт Лорд в ходе своей работы по изучению культуры бардов бывшей Югославии обнаружили, что народные исполнители в мусульманской Сербии являются прямыми преемниками древней эпической техники, весьма схожей с техникой Гомера, чей текст в значительной степени состоял из устойчивых поэтических формул и эпитетов. Это позволило Пэрри и Лорду предположить, что «Илиада» и «Одиссея» исполнялись без опоры на записанный текст, подобно тому, как исполнялись песни такого рода на Балканах: барды, аккомпанировавшие себе на струнном инструменте, импровизировали на материале передаваемого из поколения в поколение содержания, по-своему интонируя те или иные фрагменты [34] Albert B. Lord, The Singer of Tales (Harvard University Press: Cambridge, Mass., 1960). . Иными словами, используя готовые формулировки для пересказа историй, давно известных слушателям, барды всякий раз исполняли нечто новое.

К IV веку до н. э. культура исполнения несколько изменилась. Теперь, хотя певец по-прежнему считался посредником между собственно поэтом и слушателями, «интерпретатором поэтической мысли» [35] Платон, диалог «Ион». , ему больше не нужен был такой ранее необходимый атрибут, как лира; зато появилось одеяние по моде тех времён и посох. Аэды стали такими, какими видел их Сократ: «Как часто я завидую вам, рапсоды, и вашему занятию. От вас всего лишь требуется разгуливать в пышном облачении, поражая всех великолепием облика, а вы тем временем заводите знакомство с выдающимися поэтами, из которых величайший, славный своим божественным даром, — Гомер» [36] Платон, «Ион». .

До сих пор не дано чётких ответов на вопросы: привносили ли рапсоды в исполняемые ими песни личностное, индивидуальное начало? Или же они просто заучивали произведение, в редких случаях отступая от его сюжетной канвы? Обязаны ли они были придерживаться оригинального текста, и если да, насколько строго? Как и кем осуществлялся отбор репертуара? Из всех аэдов лишь имя Гомера осталось в истории как имя человека, мастерство которого было и осталось непревзойдённым и чьи произведения стали мерилом поэтического искусства. Сохранился указ, к сожалению, недатированный, а потому приписываемый и Солону, и Писистрату, и Гиппарху, требующий, чтобы и «Илиада» и «Одиссея» в полном их объёме зачитывались на Панафинеях, июльских празднествах в честь Афины [37] Claude Mosseé, La Gréce archaique d'Homére à Eschyle (Editions du Seuil: Paris, 1984). . Коль скоро Гомер был единственным автором, столь высокочтимым, публике хотелось знать о нём больше — с этой целью и создавались его биографии.

Однако было бы смехотворным полагать, что существование биографий Гомера — факт, подтверждающий существование самого Гомера. «Некоторые говорят, такого человека, как Гомер, никогда не существовало, — писал Томас де Куинси в 1841 году. — Как же не существовало, возражают им другие, когда их существовало превеликое множество!» [38] Thomas De Quincey, «Homer and the Homeridae» in The Works of Thomas De Quincey, volume 13, edited by G. Lindop et alt. (Pickering and Chatto: London, 2001). Возможно, разгадка в том, что Гомер — не живший когда-то человек из плоти и крови, а символ, придуманный странствующими бардами для выражения духа их творчества и воплотивший отдельный вид искусства в легендарном «отце» этого искусства, известном своим сказочным мастерством знаменитом предке всех, кто позже посвятил себя этому искусству. Когда в процессе интервью Пэрри задал балканским народным певцам вопрос о том, кого они считают лучшим из их числа, несколько опрошенных назвали барда, известного под двумя именами: Исак и Хусо. Место рождения этого человека никому не было точно известно, однако знали, что с детства он был одарён и дожил до глубочайшей старости; его репертуар включал в себя огромное количество песен, но никто и никогда лично не посещал его выступлений, а лишь слышал отзывы о них [39] J. M. Foley, Homer's Traditional Art (Penn State University Press: University Park, Penn, 1999). . Можно предположить, что так же, как история этого балканского рапсода, зарождалась и история Гомера.

Чем объясняется то, что известность так рано пришла к Гомеру? Дело в том, что в гомеровских текстах жители всех уголков разобщённой Греции, какой она была во времена Гомера, увидели два объединивших их момента: близкие им всем сюжеты и общих для всех них богов. Историк Гилберт Мюррей поясняет это следующим образом: «В противостоянии города и клана у олимпийских богов было одно неоспоримое преимущество: к тому времени они, в отличие от всех остальных богов, уже не принадлежали ни к городу, ни к клану. Они были известны повсюду, но не привязаны к какому-либо одному городу или области, кроме тех случаев, когда их можно было отождествить с местным божком. Они были славны, величественны, прекрасны. Весь их пантеон должен был вот-вот стать Poliouchoi, покровителями городов, или, что ещё более вероятно, — Hellanioi, покровителями целой Эллады» [40] Gilbert Murray, Five Stages of Greek Religion, third edition with a new introduction by the author (Doubleday: New York, 1951). .

Поэмы Гомера стали каноническими произведениями, представляющими космополитизм в изображении богов и героев. Однако интерпретация этого содержания неоднозначна. Можно утверждать, что эти тексты есть документированная истина, равно как и приводить метафизические аргументы в пользу аллегорических толкований. Этим спором и занялись две школы философской мысли. С одной стороны, историки соглашались с тем, что сюжетная линия, изложенная в поэмах Гомера, представляет собой более или менее достоверную параллель прошлых событий, отображение фактической реальности. Так, по мнению историка Страбона, «Одиссея» была написана с целью обучения географии: «Гомеру простительно… смешение в тексте выдуманных деталей, так как в итоге цель этого смешения — просвещать и наставлять» [41] Страбон, «География», 1:73. . С другой стороны, философы заявляли, что поведанные Гомером истории суть поэтические иносказания. Многие, например, стоики, ссылались на Гомера для подкрепления своей позиции в споре или рассуждениях; в то же время другие, в том числе Аристотель, отказывались аллегорически истолковывать полностью вымышленные истории [42] Аристотель, «Метафизика» B4, 10000a19. .

Историк Пол Вейн считает, что «в глазах философа миф представляет собой иносказательное обращение к философским истинам; для историка же миф — это не более чем незначительное отклонение от истинно имевших место событий» [43] Paul Veyne, Les Grees ont-ils cru á leurs mythes? (Editions du Seuil: Paris, 1983). . И для тех, и для других тексты Гомера являлись источниками, обойти которые вниманием не представлялось возможным. Поэтому два подхода к прочтению гомеровского эпоса и сейчас влияют на методы исследования и анализа творчества Гомера. Существуют те, по преимуществу археологи, кто полагает, что события, описанные в «Илиаде» и «Одиссее», на самом деле происходили и даются автором с величайшей точностью, включая место действия. Существуют также и те, кто ратует за иносказательную трактовку этих произведений, примеры чему встречаются со времён эпохи Рима.