Игорь Суриков - Сапфо

Самым главным для Сапфо — во всяком случае, на протяжении ее взрослой жизни — была не ее семья, не ее полис, а ее фиас, подруги и ученицы. Это явствует буквально из всего. Не случайно в знакомой нам статье из словаря «Суда» они упомянуты в немалом количестве, чуть ли не в большем, чем родственники нашей героини. А в сборнике стихов Сапфо эти близкие ей женщины и девушки занимают воистину наиболее видное место. Итак, что же представлял собой этот сборник?

«Она написала девять книг лирических стихотворений». Так сказано о Сапфо в словаре «Суда». Что это означает? То, что общий свод произведений нашей героини умещался на девяти папирусных свитках. Выше уже упоминалось, что именно форму таких свитков имели книги у древних греков — как в те времена, когда жила лесбосская поэтесса, так еще и несколько столетий спустя.

В сущности, можно говорить о появившемся в какой-то момент сборнике стихов Сапфо, разделенном на девять частей или глав — так привычнее говорить сейчас, а в античности в аналогичном смысле употребляли как раз термин «книга». Принадлежит ли это разделение (а стало быть, и окончательное формирование сборника) самому автору? В этом позволительно усомниться. Сама Сапфо писала как дышала и, надо полагать, меньше всего думала о том, в какой последовательности будут читать ее стихотворения (тем более что в ее эпоху стихи вообще не читали, а слушали). Скорее всего, в подобный классифицированный вид привели наследие Сапфо великие александрийские филологи, работавшие в эллинистическую эпоху, занимавшиеся исследованием и, так сказать, «упорядочением» всей предшествующей древнегреческой литературы.

Александрия, лежавшая на южном берегу Средиземного моря и получившая название в честь своего основателя, великого Македонянина, с рубежа IV–III веков до н. э. являлась столицей Египта, но по всему своему облику была отнюдь не египетским, восточным, а вполне эллинским городом. Да и правили в ней в то время греки — цари, принадлежавшие к династии Птолемеев. Строго говоря, Птолемеи происходили из Македонии, как и Александр; но ныне уже можно считать безоговорочно доказанным, что обитатели античной Македонии в этническом плане принадлежали к эллинам и не представляли собой какого-то отдельного народа, как нередко считали раньше [149] См. к проблеме: Sourvinou-Inwood С. Greek Perceptions of Ethnicity and the Ethnicity of the Macedonians // Identità e prassi storica nel Mediterraneo Greco. Milano, 2002. P. 173–203; Hatzopouios M. B. Perception of the Self and the Other: The Case of Macedonia//Ancient Macedonia VII: Macedonia from the Iron Age to the Death of Philip II. Thessaloniki, 2007. P. 64 f.; idem. The Speech of the Ancient Macedonians in the Light of Recent Epigraphic Discoveries // Monumentum Gregorianum: Сборник научных статей памяти ак. Г. М. Бонгард-Левина. М., 2013. С. 204–221; Anson E. М. Greek Ethnicity and the Greek Language // Glotta. 2009. Bd. 85. S. 5–30; Кузьмин Ю. Н. «В тени Олимпа»: послесловие // Борза Ю. Н. История античной Македонии (до Александра Великого). СПб., 2013. С. 559 слл. .

Уже основатель этой династии Птолемей I, в прошлом один из ближайших сподвижников Александра Македонского, затем ставший египетским правителем, основал в начале III века до н. э. в своей столице Александрии Мусей (позднейшее латинизированное написание — Музей), грандиозный центр всех видов культурной деятельности, особенно литературной и научной.

Слово «музей» вошло с тех пор во все основные европейские языки. Но ныне оно обозначает некое хранилище древностей, место, где пылятся на витринах и стендах экспонаты, то пользующиеся, а то и не пользующиеся вниманием посетителей. Совсем иным был александрийский Мусей (в буквальном переводе — «святилище муз», но в данном случае это нужно понимать как некое средоточие наук и искусств).

Он представлял собой комплекс помещений для жизни и работы ученых и писателей, приглашавшихся в Александрию со всех концов греческого мира. Он включал в себя, помимо спален, столовой, садов и галерей для отдыха и прогулок, также «аудитории» для чтения лекций, «лаборатории» для научных занятий, зоосад, ботанический сад, обсерваторию и, конечно же, библиотеку.

Александрийская библиотека — гордость Птолемеев, постоянно пополнявшаяся ими, — была крупнейшим книгохранилищем античного мира, далеко превосходившим все остальные. К концу эпохи эллинизма в ней насчитывалось около 700 тысяч книг (папирусных свитков). Главой библиотеки назначался обычно крупнейший ученый или писатель; например, эту должность в разное время занимали замечательный поэт Каллимах, выдающийся географ Эратосфен и др.

Греческие цари Египта ревностно заботились о том, чтобы по возможности все книжные «новинки» попадали к ним в руки. Был издан указ, согласно которому с кораблей, прибывавших в александрийскую гавань, изымались все имевшиеся там книги для снятия копий. Затем копии возвращались владельцам, а оригиналы направлялись в библиотеку. Особенное пристрастие эти «монархи-библиофилы» питали к редким, уникальным экземплярам. Так, один из Птолемеев взял в Афинах — якобы на время — ценнейшую, единственную в своем роде книгу, содержавшую официально утвержденный текст лучших произведений классических драматургов (Эсхила, Софокла и Еврипида). Впоследствии царь книгу так и не вернул, предпочтя заплатить афинским властям огромный штраф.

Вполне естественно, что именно там, в Александрии, в тамошней библиотеке, в III–II веках до н. э. сконцентрировалась «краса и гордость» античной филологии. Выдающиеся ученые, привлеченные редкими литературными памятниками, надолго обосновывались в этом «средоточии мудрости». Взяв в качестве предмета исследования того или иного автора из великого, обожаемого прошлого, корпели над имевшимися в их распоряжении рукописями сочинений этого автора. Сравнивая рукописи друг с другом, выявляли самые надежные. На их основании готовили каноническое издание трудов данного автора. В общем, занимались тем, чем занимаются филологи во все времена.

Поработали они, естественно, и с поэзией Сапфо. Как же они могли ее упустить — первую и величайшую из женщин, писавших стихи? Надо полагать, подготавливая издание ее произведений, они (кто именно из них — сейчас уже невозможно сказать) и разбили их на девять книг. Причем число это, думаем, выбрали не случайно. Число книг — по числу муз. Аналогичным образом, примерно тогда же издавая «Историю» Геродота, ее тоже разделили на девять книг, да еще и дали каждой книге в качестве названия имя одной из муз. Первая книга — «Клио» (и это понятно, поскольку Клио — муза истории и тем самым непосредственная покровительница Геродота), а вот с наименованиями дальнейших — полный произвол. Почему вторая книга — «Евтерпа» (муза лирической поэзии), третья — «Талия» (муза комедии), а, скажем, восьмая — «Урания» (муза астрономии)? На этот вопрос теперь уже, наверное, никто не ответит. Ни к какой из перечисленных сфер Геродот — историк в чистом виде — отношения не имел.