Вадим Баранов - Горький без грима. Тайна смерти

Сталин ни на миг не забывал, что еще в начале 1932 года Халатов снабдил Горького необходимыми биографическими материалами, и теперь надо умело и тактично стимулировать рождение этой книга.

Общаясь с Горьким и его писательским окружением, сам Сталин стремился прямо не навязывать им свою волю. Более того: случалось, шел и на прямые поблажки. Как уже говорилось, согласился на то, чтоб на предстоящем съезде писателей один из докладов сделал неисправимый строптивец и либерал Бухарин. Как-то Сталину пришлось отступить, отказаться от отвода Луначарского в качестве докладчика о соцреализме на заседании Оргкомитета. А когда ознакомился со сделанным докладом, дал ему высокую оценку.

Первый председатель Оргкомитета И. Гронский, постоянно общавшийся со Сталиным и входивший в специальную комиссию Политбюро по литературным вопросам (ее состав: Сталин, Каганович, Постышев, Стецкий, Гронский), свидетельствует: «Сталин постоянно советовался с А. М. Горьким по всем вопросам литературы и искусства. Прислушивался к нему. Часто уступал Горькому, даже тогда, когда не был с ним согласен» [59] «Вопросы литературы», 1989, № 2, с. 155. .

Принял и предложение Горького о переносе срока съезда на целый год. Основываясь на не столь уж малочисленных фактах подобного рода, западные исследователи (например, Л. Флейшман, в прошлом наш соотечественник) даже выдвинули тезис о «неограниченном могуществе» Горького в 1932–1934 годах. Для Сталина это были годы терпеливого выжидания горьковской книги. Для Горького — поисков путей уклониться от этого соцзаказа, престижного с официальной точки зрения, но губительного для репутации писателя, и без того небезупречной, чего он не мог не понимать…

И еще о «могуществе» — сколь же все-таки оно было реально велико? Вероятно, ответ на поставленный вопрос в какой-то мере даст обращение к постановке проблемы социалистического реализма, как нового метода в искусстве, и скрытой полемики, развернувшейся вокруг него.

Прежде всего известно: вовсе не Сталин впервые ввел в оборот этот термин, как иногда еще продолжают считать. Впервые в печати словосочетание «социалистический реализм» появилось в передовой статье «Литературной газеты» 29 мая 1932 года. По мере обсуждения проблемы метода в центр внимания выдвигается один вопрос: соотношение общего, «нормативного», идущего от сердцевины метода (как совокупности основных принципов исследования действительности), и индивидуального, личностного, дающего простор выражению неповторимости таланта художника.

Отвечая на этот важнейший для любого художника вопрос (приспособленцы и конъюнктурщики не в счет), «Правда» 7 мая 1933 года писала: «Социалистический реализм открывает огромный простор для проявления различных творческих писательских индивидуальностей. Он открывает огромный простор и для проявления различных творческих исканий, манер, тенденций».

На первом пленуме Оргкомитета В. Кирпотин с уверенным оптимизмом заявлял: «Когда мы говорим о лозунге социалистического реализма, то мы не собираемся нечто предписывать литературе сверху, насильно ей что-то диктовать… речь идет о лозунге, который вытекает из тенденций и процессов, развертывающихся в самой литературе».

Казалось бы, все отлично. Лучше и быть не может! Все отвечает эстетической природе искусства, которое немыслимо без ярко выраженной индивидуальности творца. «Шолохов, Олеша, Киршон и другие могут по-разному творить в духе социалистического реализма. Основное, кардинальное, о чем мы говорили, выдвигая лозунг социалистического реализма, — это требование от художника правды…»

Но дальше-то и начинался некий перечень оговорок, которые все расставляли по своим местам, обнажая скрытое коварство нововводимой формулы. В. Кирпотин продолжает: «…не слепой кротовой правды (оказывается, может существовать и такая?! — В.Б.), для которой единичный факт заслоняет весь остальной мир, а такой правды, которая приводит к воплощению в искусстве существенных процессов действительности, существенных процессов истории».

Ну, это как будто еще куда ни шло… Но тут же последовало самое, самое: «Художник должен уметь показывать действительность во всех ее достоинствах и недостатках, но с побеждающими тенденциями социалистической революции…»

Оказывается, вот где собака зарыта! Ты можешь писать как угодно, в любой манере, тебе никто не навязывает готовых решений. Но… в конце концов у всех должен быть один результат: «Наша взяла!»

А как же быть в таком случае с тем же Шолоховым, с его Григорием Мелеховым, пошедшим «не тем путем»? Ведь в нем, по признанию писателя, отражено величие человека. И вот уже другой классик соцреализма, А. Толстой, в своем отзыве на роман-трагедию заявляет: финал неудачен, Мелехова бы надо привести в ряды Красной Армии.

Прелюбопытнейшая складывается ситуация! Правоверный соцреалист А. Толстой жаждет благополучного финала. А крупный художник в нем робко, стесняясь, добавляет: если бы Шолохов повел героя «к перерождению и очищению от всех скверн, композиция романа, его внутренняя структура развалилась бы». Вот так, вот вам и путь к вершинам новых творческих достижений!

Съезду предшествовали многие мероприятия. Может быть, самым главным из них была поездка группы писателей по Беломорканалу, организованная Оргкомитетом съезда совместно с ОГПУ (о ней мы уже знаем, а кое о чем, связанном с ней, нам еще предстоит рассказать). Другим — дискуссия о языке. Первая акция должна была сблизить писателей организационно. А вторая? Вторая должна была, по мысли Горького, поднять уровень профессиональной культуры писателей, особенно владения литературным языком. Горький довольно сурово критиковал «Бруски» Панферова (похваленные Сталиным). Привел много примеров неоправданного употребления диалектизмов в авторской речи, призывал всех писать по-русски, а не по-вятски или по-балахонски.

Отметил безвкусицу в употреблении странных словообразований. Скукожился… Что это значит? Русский язык в своих глагольных формах отличается великолепной образностью. Защититься — значит закрыться щитом. А скукожился? Тут просматриваются три корневых основы: скука, кожа, ожил…

Критические суждения Горького вызвали переполох. Резко выступил в защиту Панферова Серафимович в статье с характерным названием «О писателях облизанных и необлизанных». И уже заголовком невольно продемонстрировал, насколько прав Горький, подняв вопрос о языковой культуре писателя. Серафимович протестовал против искусственной гладкости слога, а получалось так, словно кто-то мог облизать самого писателя, как ребенок облизывает языком пряник.

Горького поддержали многие: А. Толстой, Шолохов… Но особенно важно было то, что подчеркнула «Правда»: малограмотность языковая означает в то же время и малограмотность идеологическую. «Правда», таким образом, накануне съезда решительно поддержала Горького.