Бертран Рассел - Философский словарь разума, материи, морали

Без неповиновения человечество постигнет застой, и несправедливость станет непоправимой. Следовательно, человек, отказывающийся повиноваться властям, при определенных обстоятельствах играет правомерную роль, при условии, что его непослушание имеет социальные, а не личные мотивы. Однако здесь речь идет о вещах, сама природа которых исключает установление каких-либо правил.

Однако, поскольку наша интеллектуальная жизнь – всего лишь часть нашей деятельности и поскольку любознательность постоянно вступает в конфликт с другими увлечениями, возникает необходимость в определенных интеллектуальных добродетелях, одна из которых – непредубежденность. Мы можем остаться глухи к новой истине как в силу привычки, так и благодаря желанию: нам сложно разуверяться в том, во что мы настойчиво верили многие годы, а также в том, что служит основой для нашего самолюбия или другого важного чувства. Непредубежденность должна, соответственно, быть одним из качеств, формирование которых является целью образования.

Материальный предмет, как это известно эмпирически, является не единичной существующей вещью, а системой существующих вещей. Когда несколько человек одновременно видят один и тот же стол, все они видят его по-разному; таким образом, «этот» стол, который, как предполагается, все они видят, должен быть либо гипотезой, либо конструкцией. «Этот» стол нейтрален по отношению ко всем наблюдателям: он не отдает предпочтения точке зрения одного человека за счет точки зрения другого.

Для философов главное в современной теории – это исчезновение материи как «вещи». Оно было замещено эманациями локальности – явлениями, характерными для населенных призраками комнат в рассказах о привидениях.

Как мы увидим в следующей главе, теория относительности, используя другую аргументацию, ведет к аналогичному разрушению твердости материи. Все виды событий, происходящих в физическом мире, Солнце и Луна, даже наш ежедневный хлеб, становятся бледной абстракцией, не более чем законами, которые проявляются в определенных рядах событий, распространяющихся из определенных областей.

Слово «материя» в философии является обозначением проблемы. Допуская, что через восприятие мы убеждаемся в существовании чего-то отличного от нас самих (допущение, которое, как мы видели в предыдущей главе, Лейбниц сделал на совершенно неадекватном основании), неизбежно возникает вопрос: какова природа этого внешнего по отношению к нам? В той мере, в какой оно оказывается существующим в пространстве, мы называем его материей.

Вместо того, чтобы допускать, как мы это обычно делаем, когда исходим из некритического принятия очевидных утверждений физики, что материя – это именно то, что «на самом деле реально» в физическом мире, и что объекты непосредственного ощущения – только иллюзии, мы должны рассматривать материю как логическую конструкцию, составными частями которой будут именно такие эфемерные предметы, которые могут, когда наблюдатель оказывается присутствующим, стать фактами ощущений этого наблюдателя. То, что физики рассматривают как Солнце восьмиминутной давности, будет целой группой отдельных предметов, существующих в различные моменты времени, распространяющихся из некоторого центра со скоростью света и включающих в свое число все те визуальные данные, которые видят люди, если они сейчас смотрят на Солнце. Таким образом, Солнце восьмиминутной давности – это некоторый класс предметов, и то, что я вижу, смотря сейчас на Солнце, – это один элемент этого класса.

Сейчас едва ли не все физики преуспели в сведении материи к двум различным видам элементов, один из которых (протон, или водород атомного ядра) несет положительный заряд, а другой (электрон) несет отрицательный электрический заряд.

Вкратце, опуская детали и уточнения, моя точка зрения такова: фрагмент материи является системой событий; чтобы фрагмент материи был как можно меньше, эти события должны все частично совпадать, или быть «соприсутствующими». Каждое событие занимает конечную область пространства-времени, то есть пересекается с событиями, которые не пересекаются друг с другом.

Определенные совокупности событий являются «точками», или, возможно, минимальными объемами, так как существование совокупности событий, порождающих точки, сомнительно. Каузальные законы предоставляют возможность упорядочить точки (или минимальные объемы) в четырехмерном пространстве. Таким образом, если изестны каузальные отношения некоторого события, его положение в пространстве-времени следует тавтологически.

Согласно старому взгляду, фрагмент материи был чем-то таким, что полностью сохраняется во времени, и вместе с тем никогда не присутствует более чем в одном месте в данное время. Такой взгляд на вещи, очевидно, связан с полным разъединением пространства и времени, в котором люди были уверены прежде. Когда мы подставляем пространство-время вместо пространства и времени, мы, естественно, ожидаем, что физический мир будет получаться из составляющих, которые ограничены во времени так же, как и в пространстве. Эти составляющие представляют собой то, что мы называем «событиями».

«Событие» не сохраняется и движется не так, как традиционные фрагменты материи; оно существует только на протяжении своего небольшого времени, а затем прекращается. Фрагмент материи, таким образом, будет сведен к последовательности событий.

Совокупность всех физических объектов называется «материей».

Платоновский Сократ все время утверждает, что он ничего не знает, и он мудрее других именно благодаря своему знанию, что он ничего не знает; однако он не думает, что знание недостижимо. Напротив, он считает, что стремление к познанию имеет первостепенное значение. Он утверждает, что никто не грешит намеренно и что, следовательно, для того, чтобы сделать людей совершенно добродетельными, необходимо лишь знание.

Таким образом, я ограничиваюсь тем, что называется «солипсизмом», то есть теорией о том, что существую только я один. Эту точку зрения трудно опровергнуть, однако еще труднее в нее поверить. Однажды я получил письмо от одного философа, который заявлял, что он солипсист, но удивлялся, что нет других солипсистов.

Однако этот философ относил себя к тем, кто считает, что существует лишь он один. Это показывает, что на самом деле в солипсизм не верят даже те, кто считает себя убежденным в его истинности.

Таким образом, если мы не можем быть уверены в независимом существовании объектов, мы останемся одни в пустыне. Может оказаться, что весь внешний мир – не более чем сон, и существуем мы одни. Это – не самая приятная возможность; но хотя не может быть строго доказано, что она ложна, нет никаких оснований предполагать, что она истинна.