Игорь Гарин - Ницше

Поскольку воля к могуществу — движитель бытия, а ценности — условия сохранения и возрастания, ценности приоритетнее истин. По словам Ницше, вопрос о ценностях фундаментальнее вопроса о достоверности: последний обретает всю свою серьезность лишь при условии, что мы ответили на вопрос о ценности. Для Ницше ценности определяют истины, а не наоборот: «Истина не считается высшей мерой ценности, тем более наивысшей властью». Подобным образом искусство выше науки, ибо первое — царство ценностей, вторая — королевство истин.

«Переоценка ценностей» включает и пересмотр онтологических иерархий: неорганическое — высшее, ибо только здесь « господствует истина » — «восприятие силы» однозначно и точно. Чем выше степень организации структуры — тем ниже (расплывчатей) совершенство, тем неопределенней закон: «То, где нет заблуждения, это царство стоит выше: неорганическое есть лишенная индивидуальности духовность» (преджизнь — жизнь — сверхжизнь Тейяра де Шардена, перевернутая наоборот). Разница между Ницше и Тейяром — терминологическая: больше духа — меньше порядка или наоборот в зависимости от эталона, меры. Впрочем, воля к власти — другое наименование творческой эволюции: ведь познание, духовность — те же плоды воли к могуществу по Ницше.

Видимость целесообразности (бесконечно превосходящая всякое человеческое искусство) — простое следствие той воли к власти , которая действует во всем совершающемся, что и ведет с собой порядок, делающий сильнее, который и выглядит похожим на проект целесообразности; при этом являющиеся цели не должны игнорироваться, но, коль скоро бóльшая сила побеждает меньшую и последняя работает как функция первой, то должен образоваться порядок рангов , организация, обладающая видимостью некоторого порядка средств и целей.

Там, где Бергсон или Тейяр видели эволюцию, Ницше обнаруживал регресс: душа — упадок тела, путь природы — падение:

…Все, ведущее к нам, было упадком . Человек, и как раз самый мудрый, — высшее заблуждение природы и выражение ее самопротиворечивости (самое страдающее существо): путь природы, приведший к настоящему, — падение. Органическое как дезорганизация.

Более того, ничто не развивается от низшего к высшему, ибо рано или поздно высшему предстоит дезинтегрировать в низшее в силу основополагающего для Ницше принципа «вечного возвращения» .

Конечно, сама философия Ницше, сами ценности Ницше подлежат той переоценке, на необходимости которой он так настаивал, ибо никакая переоценка не может быть окончательной, абсолютной. В этом отношении можно согласиться с М. Хайдеггером, что ниспровергатели платоновских идей так или иначе идут по пути Платона, даже если, как Ницше, отвергают эйдосы и идеализм. Воля к могуществу — даже если она не является эйдосом, а движущей силой мира, в конце концов представляется категорическим императивом, идеологемой.

Уже в первопонятиях метафизики заложена неотъемлемая безосновность, для разоблачения которой Ницше только и требовалась, что утрата «философской наивности». Он открыл за бытием, единством, благом, истиной, Богом, монадой, субъектом интерес к обеспечению себе максимально свободного, всеобъемлющего, действенного подхода ко всему сущему. Но и ницшеанская воля к власти всего лишь узаконивает то, чем метафизика всегда бессознательно была. Современные мировоззрения и идеологии покончили не только с «чистым бытием» и платоническими первоидеями, но и с «волей к власти» — и все-таки они выносят общие суждения о мире еще «категоричней», чем отвергнутая ими метафизика, хотя не в силах уже не только определить источник своего априорного знания, но даже просто заметить, что пользуются им.

Идеологи оперируют не отвлеченным «бытием», а «ценностями»; «идеи» означают теперь не надмирные первообразы вещей, а силу, организующую и воспитывающую массы. Однако начало этого нынешнего положения вещей было заложено еще в метафизике Платона. По Платону, над миром вещей и над умопостигаемым миром царит «идея блага», которая, подобно солнцу, обеспечивает своим «теплом» существование сущего, а своим светом — его явленность и познаваемость. Не следует понимать это «благо», или «добро», в теологическом или нравственном смысле: платоновское благо, agathon — это «способное», «пригодное», а именно способное к тому, чтобы обеспечивать для сущего возможность существования. И вот, если Ницше понимает ценности как «условия возможности» воли к власти, то при всей своей «антиметафизичности» он остается в строгом смысле платоником.

Ницшеанская переоценка всех ценностей сыграла определяющую роль в возникновении техногенной цивилизации с ее активной поддержкой и высокой оценкой постоянной генерации новых идей, концепций, принципов, технологий, программ. Конкуренция идей и технологий, постоянное наличие идей и ценностных ориентаций, альтернативных доминирующим, преобразующая активность — все это во многом стимулировано «переоценкой всех ценностей» и «волей к могуществу». Увы, наряду с приобретениями есть и потери. У Ницше воля к могуществу — глубинная движущая сила, а не вульгарное покорение природы или политическое насилие. На практике техногенная или политическая активность почти всегда направлена вовне, на изменение внешних предметов, на покорение природы и человека, а не вовнутрь или в глубину — на преобразование самого деятеля, на возникновение сверхчеловека как результат нового витка эволюции — духовной, нравственной.

Увы, переоценка всех ценностей в ницшеанской ее интерпретации привела к приоритету ценностных ориентаций власти, силы и господства, а сама «техногенность» вылилась в опасность бесконтрольности. Дело в том, что с позиции эволюции и самоорганизации сложных систем доминирование покорения, силы, могущества чревато возникновением непредсказуемых последствий. Проходя через точки бифуркации, такие системы под влиянием даже небольших силовых воздействий способны переходить в необратимые и непредсказуемые состояния, потенциально содержащие в себе катастрофические последствия. За все приходится платить: воля к могуществу потенциально чревата коллапсом…