Игорь Гарин - Ницше

Понять мыслителя — означает докопаться до его глубинных мотивов, за высказываниями разглядеть побуждения, увидеть в целом то, что сокрыто за частностями, найти центр мировоззрения, сокрытый частоколом отдельных мыслей и идей. Конечно, трудно инкриминировать мыслителю бессознательность основ его мышления, но за явным мировидением всегда скрывается тайное, уходящее в хтонические глубины бессознательного. Самая большая ошибка ницшеведения — буквальное понимание его текстов. Афористика Ницше опасна кажущейся прямолинейностью. Он сам предупреждал об этом, когда называл бытие «вечно проблематичным»: никому не дано однозначно выразить себя в мыслительном творчестве, если само бытие «вечно проблематично». Тютчев говорил: мысль изреченная есть ложь, Ницше учил о мимикрии истины, о вечном ее движении, о философском творчестве — расчистке новых мыслительных пространств.

К. Ясперс:

Между подлинной мыслью Ницше и ницшеанством, превратившимся в разговорный язык эпохи, огромная разница. Всеобщим достоянием стала его разоблачительная психология — в особенности широко разошедшаяся по всевозможным разновидностям психоанализа — и его антихристианство. Однако сама его философская мысль, для которой обе эти области — всего лишь средство или предварительные шаги, не содержащие собственной истины, осталась столь же недоступной и сокровенной, как и творчество всех великих немецких философов. Глубокий поток этого философствования, перерезающий нашу эпоху, так и не был замечен толпой. Вот действительное положение вещей: публика превратила этого философа в собрание расхожих мнений, может быть, и спровоцированных какими-то аспектами его философии, но отнюдь не составляющих ее сути. Задача критического исследования — не дать утопить Ницше и его настоящую философию, ибо только благодаря ей он может занять свое место в ряду великих предшественников — в выступающих на передний план плоскостях.

Но выполнить эту задачу невозможно, просто опровергая каждое однозначное высказывание Ницше его же собственной цитатой противоположного смысла. Нам придется покинуть уровень альтернативного мышления и обратиться к мышлению иного рода, где совсем иначе ставятся вопросы, где взору открываются далекие просторы, а истина становится глубока; куда не достигает шум старающихся перекричать друг друга категорических утверждений. Однако просто обратиться к мышлению такого рода нельзя — его можно лишь стяжать медленным и трудным самовоспитанием, самообразованием человека к своей сущности. В области мышления такого рода Ницше чувствовал себя, как дома…

Притягательность философии Ницше в ее пролиферативном характере, нестандартности, автономности, личностности. Философия должна быть не застывшей системой, а школой мысли, выражением духовной свободы, «переоценкой ценностей», конкуренцией идей. Никому не дано право на обладание «последней» истиной, никто не может судить другого.

Ницше категорически отвергал диалектику за ее способность все объяснить и все оправдать. Диалектика является мировоззрением и моралью слабых, служит черни, представляет собой «плебейскую мудрость». Место диалектики должен занять «перспективизм», способ познания, отвергающий догматические толкования и однозначные трактовки, — то, что ныне именуется философией точки зрения.

Ницше — крестный отец философии перспективизма: не существует истин sub specie aeterni [44] С точки зрения вечности ( латин .). — хаос событий организуется интеллектом каждый раз по-разному, философия — сумма проектов философий. В мире существует не только борьба воль, но и вечная конкуренция умов, структур сознания, мировидений. Ницше отрицал не метафизику, но ее претензию на абсолютность и универсальность, взывал к новому ее прочтению, поиску все новых и новых перспектив. Философия самого Ницше — попытка найти новые ценности, придать новый смысл жизни и человеку.

Это глубоко личностная философия, ориентированная не на «истинность», а на «сродность». До Ницше создатели Великих Систем, отцы-основатели и господа-мыслители, все благодетели человечества, творили Всеобщую Мудрость, Истину в последней инстанции. Ницше напитывал свои книги той интимной силой, с которой личность обращается к личности, единомышленник беседует с единомышленником.

Философия Ницше — это опробование неизведанных мест, свидетельство истинности «антиистин», выяснение следствий обратных утверждений. Переоценка ценностей преследовала тайную цель доказать наличие огромного познавательного содержания «негативных» феноменов, ценности отвергаемых культурой полярностей, необходимости зла.

Н. А. Бердяев:

Явление Ницше имеет огромное значение для судьбы человека. Он хотел пережить божественное, когда Бога нет, Бог убит, пережить экстаз, когда мир так низок, пережить подъем на высоту, когда мир плоский и нет вершин. Свою, в конце концов религиозную, тему он выразил в идее сверхчеловека, в котором человек прекращает свое существование. Человек был лишь переходом, он лишь унаваживал почву для явления сверхчеловека. Происходит разрыв с христианством и гуманистической моралью. Гуманизм переходит в антигуманизм…

«Антигуманизм» здесь следует читать как отрицание человека ради высшего человека, как создание новых, сверхчеловеческих ценностей, как движение эволюции.

«Худшему из миров» Шопенгауэра Ницше противопоставлял величие мира и жизни, природные реалии — без сокрытия правды, без шор, фикций и утопий. Не потому ли порой его философия представляется «дикой» — нетронутыми джунглями с роскошной флорой и фауной среди чахлой рукотворной «сельскохозяйственной» природы?

Путь Ницше к философии жизни пролегал не через «хлад ума», но сквозь жар жизненной глубины. И цель этой философии он обозначил сам: «Открытие новой, еще не открытой до сих пор возможности философской жизненности».

Ницше многократно подчеркивал, что, в отличие от других мыслителей, своим творчеством бессознательно мстивших за обиды, служил жизни, здоровым инстинктам, жизненной игре.

Вдохновенный характер философии и стиля Ницше делали его философствование игрой, свободным парением, головокружительным пируэтом. Ницше никогда не ставил себе целью проникнуть умозрением в глубинные структуры бытия или дать стройное обоснование той или иной философской проблемы. Он видел своей задачей новую неожиданную постановку проблем, предельное их заострение, глубокий надрез. Он прекрасно осознавал эту свою свободу и мыслил собственное философствование в образе ныряния: «С глубокими проблемами у меня обстоит так же, как с холодной ванной, — мигом туда, мигом оттуда».