Рене Декарт - Рассуждения о методе. Начала философии. Страсти души (сборник)

Прошло три года с того времени, как я окончил сочинение, которого содержание изложено выше, и я начал уже его пересматривать для отдачи в типографию, когда я узнал, что некоторые уважаемые мною лица, которые имеют не менее влияния на мои действия, как и мой разум на мои мысли, не одобрили одного мнения из физики, взятого мною от другого. Хотя нельзя сказать, чтобы я придерживался этого мнения, но и ничего не находил в нем, прежде вышеозначенного неодобрения, предосудительного по отношению к религии или к государству, ни вообще такого, что бы воспрепятствовало мне писать о нем. Этот случай возбудил во мне опасения насчет того, нет ли в числе собственных моих суждений ошибочных, хотя я и особенно заботился о том, чтобы не допускать в свое сочинение мнений не совершенно доказанных или для кого-либо вредных. Опасения было достаточно, чтобы изменить мое намерение относительно печатания книги, потому, хотя основания, заставлявшие меня прежде предавать свое сочинение печати, были сильны, но природное мое нерасположение к ремеслу сочинительства вызвало другие основания, побудившие отказаться от печатания. Основания как за, так и против печатания таковы, что не только мне самому интересно их высказать, но может быть и для читателей небезынтересно будет их узнать.

Я никогда не считал важным то, что вырабатывал своим умом, пользуясь своим методом для решения некоторых затруднительных вопросов из умозрительных наук, а также для отыскания правил, которыми бы я мог руководствоваться в нравственном отношении. Я никогда не признавал для себя обязательным что-либо писать обо всем этом. Основанием для такого взгляда послужило то, что относительно нравственности у каждого человека столько имеется сведений, что на свете нашлось бы столько же реформаторов, сколько есть голов, лишь бы позволено было каждому, кроме поставленных от Бога владык народов или вдохновенных им пророков, делать изменения в правилах нравственности. Поэтому, как ни нравились мне мои умозаключения, я согласился, однако ж, с тем, что у других людей могли быть иные умозаключения, которые им нравились более моих. Но, как скоро я приобрел некоторые общие сведения в физике и, прилагая на опыте эти сведения, заметил, как далеко они могут повести и насколько отличаются от тех принципов, которыми до сего времени руководились, то признал молчание о новых истинах за прямое преступление против нравственного закона, обязывающего каждого из нас по мере сил содействовать благополучию всех людей. Я признал, что истины естественных наук могут доставить знание, полезное в жизни, и что вместо этой умозрительной философии, которая преподается в школах, можно найти философию практическую, с помощью которой, изучив силу и действие огня, воды, воздуха, звезд, атмосферы и других окружающих нас тел, так же твердо, как мы изучали наши простые ремесла, мы могли бы пользоваться всеми предметами на свете и сделались бы господами и обладателями природы. Желать этого обладания можно не только потому, что знание законов природы поведет к множеству изобретений, посредством которых мы будем без труда пользоваться всеми произведениями и удобствами Земли, но в особенности для сохранения нашего здоровья, которое есть, без сомнения, первое благо и основание всех других благ в этой жизни. Последнее верно, так как самый ум наш настолько зависит от темперамента и расположения органов тела, что если может существовать средство для увеличения ума и способностей в людях, то его надобно искать нигде более, как в медицине.

Правда, что известная ныне медицина содержит в себе очень мало такого, что бы соответствовало пользе, ожидаемой от этой науки, но, не имея в виду выказывать презрения к медицине, замечу о ней вместе со всеми медиками, что известное в означенной науке – ничто в сравнении с вопросами, требующими разъяснения, и что можно было бы избежать множества болезней тела и души, даже упадка сил в старости, если бы знать причины болезней и все те лекарства, которыми нас снабдила природа. Так как я посвятил всю мою жизнь на отыскание столь необходимой науки и, как мне кажется, нашел притом путь для изысканий, который должен непременно привести к успеху, то счел необходимым, для устранения препятствий к этому успеху, передавать публике в точности все сделанные мною открытия. Вместе с тем я хотел пригласить способных людей к продолжению моего труда и содействию успехам науки посредством произведения опытов и сообщения публике всех своих открытий, так, чтобы позднейшие в деле начинали там, где оканчивали работу их предшественники. Таким образом, я надеялся, что вследствие соединения жизни и трудов многих людей мы пойдем все вместе гораздо далее, чем каждый из нас поодиночке.

Относительно опытов я вообще заметил, что в них тем более является надобности, чем более мы подвигаемся в познании науки. Это происходит от того, что в начале науки полезно всегда руководствоваться опытами само собою являющимися перед нами и не могущими не быть нам известными (лишь бы принимать эти опыты с рассуждением), чем отыскивать явления редкие или делать опыты искусственно, так как все редкое и искусственное, при неизвестности для нас причин обыкновенных явлений, часто вводит нас в заблуждение. Причины особенных явлений бывают настолько скрыты и конкретны, что очень трудно их разыскивать. Ввиду этих замечаний, я держался такого порядка в исследованиях: во‐первых, я старался отыскивать общие начала или первые причины всего, что существует или может существовать на свете, не извлекая их при этом ни из какого другого источника, кроме Бога, сотворившего мир, и не руководствуясь иными соображениями, кроме естественно присущих нашей душе. Затем я рассматривал, каковы могли быть ближайшие и неизбежные последствия первых причин, и этим путем нашел происхождение неба, звезд, Земли и на Земле воды, воздуха, огня, минералов и некоторых элементов, простейших и обыкновенных, а потому легче других познаваемых.

Но когда я после того хотел перейти к подразделениям элементов, то они представлялись мне в таком множестве и разнообразии, что казалось невозможным для человеческого ума отличить известные виды от неизвестных, может быть и существующих по воле Божией на Земле, а также показалось мне немыслимым обратить эти предметы на пользу человека, если только мы не станем исследовать явления прежде причин и не сделаем множества особых опытов. Вследствие этого, хотя при рассмотрении всех встречавшихся мне предметов я всегда мог довольно удачно определять эти предметы, руководствуясь найденными мною принципами, но должен признаться в то же время, что область природы так многосложна и пространна, а принципы так просты и общи, что каждое частное явление выводилось у меня из общих начал различным образом и затруднение состояло именно в избрании способа, которым должно было делать выводы, и против этого затруднения я не вижу другого средства, как произведение опытов, имеющих различное действие на предмет, которые и покажут нам, каким путем должен быть определен предмет. Впрочем, в этой работе я успел понять настолько, что, как мне кажется, могу указать для большей части необходимых опытов те вопросы, которыми должно задаваться при производстве испытаний, хотя вместе с тем убедился и в том, что опытов нужно сделать великое множество и на производство их не хватит моих сил, ни доходов, если бы последние и в тысячу раз увеличились. Таким образом, я решился, подвигаясь вперед в познании природы, по мере успеха в производстве опытов, сообщать все сделанные мною открытия публике посредством моего сочинения, стараясь притом настолько убедить общество в пользе изучения природы, чтобы побудить всех людей, желающих добра себе подобным, т. е. людей в самом деле добродетельных, а не лицемеров, добродетельных только на словах, сообщать мне делаемые ими наблюдения или помочь мне в производстве новых опытов.