Айн Рэнд - Философия: Кому она нужна? [litres]

«Серьезность» – несерьезный стандарт. Кто должен определять, что является серьезным, для кого и на основе какого критерия? Поскольку никакого определения не дается, предполагается, что нужно применять критерий, уже озвученный в руководстве: что среднестатистический человек посчитал бы серьезным. Хотели бы вы наблюдать за зрелищем со среднестатистическим человеком в роли высшего авторитета, то есть цензора, в сфере литературы? Искусства? Политики? Науки? Авторитет, чей вердикт навязывается внешней силой и который определяет, что будет разрешено, а что – запрещено во всех этих сферах? Хочу заметить, что ни один порнографический фильм не был бы столь морально непристойным, как подобная перспектива.

Ни один большой талант ни в одной из перечисленных сфер не согласится работать по интеллектуальным стандартам и по приказам авторитета, даже если авторитетный орган собран из лучших умов мира (которые бы точно не захотели туда входить), не говоря уже о комиссии, состоящих из «среднестатистических людей». И чем больше талант, тем меньше желание.

Если говорить о тех, кто бы захотел, то обратите внимание на моральную иронию в том, что такие люди действительно существуют, и их много, и они сильно презираются: это бездари, охотники за легкими деньгами, которые во имя золотых червонцев пытаются потакать, как они думают, общественным вкусам и стандартам. Очевидно, что интеллектуальная проституция – это зло, если обусловлено «эгоистическими» мотивами, но и благородство, если принимается как бескорыстное служение ради «нравственной чистоты» общества.

В другой пятерке дел о «непристойности» (U.S. v. 12 200-Ft. Reels of Super 8mm. Film) и в совершенно другом контексте председатель Верховного суда Бергер лично описывает опасность, создаваемую логическими последствиями прецедента: «Искушающая убедительность единичных шагов в цепи эволюционного развития правовой нормы часто не видна до появления третьего, четвертого или пятого “логического” дополнения. Каждый сделанный шаг кажется разумным по отношению к предшествующим, хотя совокупность или конечный результат этой цепи никогда не стали бы серьезно рассматриваться на первом этапе. Подобная вызревающая предрасположенность молит о “проведении линии”, известной в судействе как законодательный процесс: “досюда и не дальше”».

Я бы возразила: поскольку правовая норма – это принцип, развитие его логических последствий не может прекратиться, только если его аннулировать. Но допустим, что это возможно; ни одна линия не была проведена в решении по делу Миллера: общественные стандарты среднестатистических людей открыто декларируются в качестве суверенной власти над сексуальными вопросами и над излагающими эти вопросы книгами.

В том же решении по делу Миллера председатель Бергер признает отсутствие этой линии. «Ничто в Первой поправке Конституции не требует от судьи обращать внимание на гипотетические и неопределяемые “национальные стандарты” при попытках выяснить, являются ли на самом деле конкретные материалы непристойными». Он цитирует председателя Уоррена [76] Уоррен Эрл (1891–1974) – юрист, государственный и политический деятель. В 1953–1969 гг. председатель Верховного суда США. С его именем связана известная демократизация деятельности Верховного суда. (Американа. Англо-русский лингвострановедческий словарь, 1996). , говорящего в ранее рассмотренном деле: «Я считаю, что нет никакого доказуемого “национального стандарта”. За все время Верховный суд не произнес ничего подобного, и было бы неразумно ожидать от местных судов появления такого стандарта».

Каким образом местные суды определят местный стандарт? На самом деле единственный доказуемый стандарт того, что понимать под непристойностью, был бы стандартом объективным , доказанным философски и верным для всех людей. Такой стандарт не может быть определен или навязан в законодательных терминах: это бы потребовало создания целой философской системы, но даже это бы никому не давало право навязывать подобный стандарт остальным. Когда Верховный суд все же говорит о «доказуемом национальном стандарте», он не имеет в виду объективный стандарт; он заменяет объективное коллективным и стремится объявить стандартом то, чего придерживаются среднестатистические люди конкретной нации. Поскольку даже примерно определить его попросту невозможно, Верховный суд делает вывод, что то, что невозможно (и неправильно) на национальном уровне, допустимо на местном, и сваливает эту задачу на законодательные собрания штатов, наделяя их властью насильно вводить произвольные (и недоказуемые ) местные стандарты.

Председатель Бергер не очень убедительно аргументирует решение по делу Миллера: «Это не реалистично и не конституционно – толковать Первую поправку как требование, чтобы жители штата Мэн или Миссисипи соглашались с публичным изображением поведения, принятого в Лас-Вегасе или Нью-Йорке». Я толкую Первую поправку не как требование, чтобы никто и нигде не соглашался с изображением того, что он не хочет читать и смотреть, а как запрет на ограничения прав и свобод тех, кто хочет подобное читать и смотреть.

Вводя еще один аргумент против национального стандарта того, что считать непристойным, решение суда утверждает: «Вкусы и взгляды жителей разных штатов различаются, и это многообразие не должно быть задушено абсолютизмом навязанной однородности». А как насчет абсолютизма навязанной однородности внутри штата? Как насчет нонконформистов в этом штате? А что насчет коммуникации между жителями разных штатов? Что насчет свободы на национальном рынке идей? Ответов нет.

Следующий аргумент, данный под сноской, недостоин серьезного рассмотрения: «Лишь тот факт, что присяжные могут прийти к разным решениям по одним и тем же материалам, не значит, что конституционные права нарушаются. Как это было в деле “Рот против США”. …“Распространена ситуация, когда в криминальных делах присяжные приходят к разным решениям. Это одно из последствий, которое мы принимаем при системе судов присяжных…”». При рассмотрении криминального дела долг присяжных состоит лишь в определении, совершил ли обвиняемый преступление, ясно определенное соответствующим законодательным актом. С введением новой нормы о «непристойности» от присяжных ожидается, что они определят не только виновность или невиновность обвиняемого, но и в чем заключается его преступление.

Поэтому заявление Верховного суда при Никсоне о распространении цензуры через ее выборочное распределение по всей стране настолько же иллюзорно, насколько и заявление самого президента Никсона о возвращении власти штатам через распределение прибыли. Пока общественность едет на скрипящем поезде местной цензуры с опозданиями, авариями и хаосом на каждой станции, поезд-экспресс на полной скорости движется к этатизму по свободному пути.