Арсений Куманьков - Война в XXI веке

В главе 2 мы касались темы нового терроризма, дав краткую характеристику этому феномену. В этом разделе нас будет интересовать этическая оценка терроризма и контртерроризма, поэтому определяющими станут два вопроса. Можно ли дать нравственное обоснование терроризму? Должна ли борьба с терроризмом подчиняться нормам военной этики и что дозволено в отношении террориста?

Приведя различные определения терроризма, мы отметили, что большинство из них фиксирует абсолютную моральную и правовую неприемлемость терроризма. К такому выводу заставляет прийти тот факт, что одной из ключевых составляющих террористической деятельности является умышленное нападение и убийство гражданских лиц. Это случайные, невинные жертвы, чаще всего не имеющие отношения к армии или другим силовым структурам. Как писал Алекс Шмид, террористическая деятельность выступает в качестве эквивалента военного преступления в мирное время. Но также она грубо нарушает важнейшее правило jus in bello – принцип различения, поэтому терроризм и аморален. Террорист, используя кантовские термины, низводит человека до статуса чистого средства, распоряжаясь жизнями одних людей для того, чтобы повлиять на других – испугать их или заставить выполнить свои политические требования. И хотя терроризм не единственный вид деятельности, в которой допускается намеренное убийство человека, мы можем говорить о моральной исключительности этой практики. Американский философ, Сэмюэл Шеффлер следующим образом объясняет, в чём она проявляется: террористы «…не просто проявляют бессердечное безразличие к скорби, страху и страданиям… жертв; вместо этого они сознательно используют насилие, чтобы развивать эту реакцию и наживаться на ней. Это помогает объяснить, почему в терроризме есть что-то определенно отталкивающее, как в моральном отношении, так и с человеческой точки зрения» [352] Scheffler S. Is Terrorism Morally Distinctive? // Journal of Political Philosophy. 2006. Vol. 14. No. 1. P. 10. . Однако поскольку мы также отмечали политизированность термина «терроризм» и обусловленную этим сложность его применения, нам необходимо разобраться, как именно террористическую деятельность можно оценить с позиций военной этики.

Активное распространение четвёртой волны терроризма и превращение его в одну из наиболее серьёзных угроз международной безопасности заставило в середине 2000-х годов израильских специалистов по военной этике Амоса Ядлина и Асу Кашера в резонансной статье «Военная этика борьбы с террором: точка зрения Израиля» выступить с предложением расширить теорию справедливой войны за счёт разработки отдельной нормативной концепции борьбы с терроризмом [353] Kasher A.,Yadlin A. Military Ethics of Fighting Terror: An Israeli Perspective // Journal of Military Ethics. 2005. Vol. 4. No. 1. P. 3–32. . Террористическая деятельность казалась им недостаточно изученной с точки зрения этики ведения войны [354] Ibid. P. 6 . Подобный вывод, впрочем, выглядит чрезмерно радикальным и поспешным, что подтверждает дискуссия, развернувшаяся впоследствии на страницах «Журнала военной этики». Как заметил по этому поводу профессор кафедры философии Американского университета г. Бейрута Б. Хайдар в статье «Этика борьбы с терроризмом и приоритет граждан» [355] Haydar В. The Ethics of Fighting Terror and the Priority of Citizens // Journal of Military Ethics. 2005. Vol. 4. No. 1. , Ядлин и Кашер излишне усложняют теоретическое рассмотрение проблемы терроризма. «В ходе современной войны, особенно той, что ведётся в городских центрах, некомбатанты часто становятся главными жертвами» [356] Ibid. P. 53. , т. е. террористические акции в этом плане мало чем отличаются от обычных конфликтов, и теория справедливой войны работает здесь (если она вообще применима к исследованию войны) так же, как и в остальных случаях. Однако показательно само утверждение израильских специалистов о необходимости особенного внимания к нравственному осмыслению террористической и контртеррористической деятельности.

В этой связи любопытным представляется проект Н. Фоушина, который предлагает рассмотреть два типа войн, каждому из которых соответствует своя теория справедливой войны. Войну с терроризмом, которую ведёт государство, Фоушин отделяет от самой террористической войны. Первую определяет регулярная теория справедливой войны, вторую – иррегулярная. Сталкиваясь с субъектом международной политики, отношения с которым могут быть построены только по принципу силы, государство должно следовать принципам jus ad bellum и jus in bello. В случае асимметричной войны допустимыми становятся некоторые изменения в интерпретации этих принципов, в частности, как мы писали в главе 3, санкционируются превентивные удары по отрядам террористов, даже по тем, которые в данный момент не планируют и не проводят террористических атак.

При этом по отношению к самим террористическим группам как к одному из видов иррегулярных сил ряд принципов не должен применяться. Так, принцип легитимной власти, по мнению Н. Фоушина, может действовать только в отношении государства, в то время как террористические группировки освобождаются от него, поскольку просто не могут обладать должной степенью легитимности. Вопрос о легитимной власти оказывается одним из центральных для авторов, исследующих возможность применения теории справедливой войны к террористической деятельности. Н. Фоушин связывает понятие легитимности с процессуально оформленным правом определённых институтов власти осуществлять политическое господство. Такое понимание легитимности как уникального статуса высшей политической власти, безусловно, не предполагает признания иррегулярных сил в качестве легитимных и равноправных субъектов политических отношений. Однако существует и противоположная позиция по этому вопросу. Уве Штайнхоф полагает, что «каждый индивид обладает легитимной властью и правом объявлять войну другим индивидам или государству, при условии, что индивид ответственно подошёл к процессу принятия решения, т. е. взвешенно и рационально рассмотрел все факты и моральные аспекты» [357] Steinhoff U. On the Ethics of War and Terrorism. Oxford: Oxford University Press, 2007. P. 3. . В результате появляется возможность трактовать представление о праве объявления войны расширительно. Стефен Натансон, ссылаясь на пример Американской революции и последующего образования США, заявляет, что «негосударственные группы получают легитимную власть, когда могут обоснованно делать заявления от лица членов их общества» [358] Nathanson S. Terrorism and the Ethics of War. N.Y.: Cambridge University Press, 2006. P. 123. . А М. Уолцер полагает, что поддержка населением деятельности повстанческих групп, которая продолжается в течение продолжительного периода времени может свидетельствовать в пользу легитимации такой группы. Очевидна необходимость согласиться с подобной точкой зрения, поскольку в противном случае правительства многих стран по сей день не получили бы признания, а статус государств, образованных в ходе освободительных войн, был бы неопределённым. Таким образом, можно говорить о снижении степени значимости принципа легитимной власти применительно к террористической войне.