Стив Фуллер - Постправда: Знание как борьба за власть

Кановское понимание политики этой ситуации обладало предсказательной ценностью самоосуществляемого пророчества. США в целом последовали его совету. И именно потому, что Судный день так и не наступил, мы сегодня живем в мирное время и с теми богатствами, которые мы стали связывать с Кремниевой долиной, основным выгодополучателем федеральных щедрот США времен холодной войны [Mazzucato, 2013]. Интернет был придуман в качестве распределенной сети связи на тот случай, если централизованная телефонная система откажет из-за ядерного удара. В этом отношении Стэнли Кубрик оказался настоящим провидцем, когда дал своей черной комедии 1964 г. «Доктор Стрейнджлав», герой которой был отчасти списан с Кана, подзаголовок «Как я перестал бояться и полюбил бомбу».

По правде говоря, кановское мышление «с опережением» было характерным для всей сферы военных инноваций, лидером и в то же время главным пиар-ведомством которой стало в относительно недавнее время Управление перспективных исследовательских проектов (DARPA) [Belfiore, 2009]. Как мы уже отметили, когда говорили в этой книге о Мольтке, военное дело фокусирует сознание на различии между тем, что является расходным материалом, и тем, что необходимо сохранить, а также заставляет ответить на вопрос, как преумножить то, что надо сохранить. В этом случае и правда можно сказать, что «нужда – мать изобретательности». Мы выигрываем даже – и особенно – в том случае, если Судный день никогда не наступит.

Сценарии Судного дня неизменно приглашают к обсуждению человеческой гибкости и адаптивности. Удобная отправная точка – используемое в когнитивной археологии различие между надежными и ремонтопригодными артефактами [Bleed, 1986]. Надежные артефакты обычно проектируются с запасом, то есть они могут справиться со всеми ожидаемыми формами нагрузки, которые в большинстве своем в реальности никогда не встречаются. Ремонтопригодные артефакты обычно «проектируются с дефицитом», то есть при их применении пользователю легко найти им замену в случае катастроф, которые считаются непредсказуемыми. Хотя в принципе гибкость и адаптивность можно отождествить с каждой из этих двух позиций, проактивный подход холодной войны к Судному дню требует последней [Fuller, Lipinska, 2014, p. 35–36]. Другими словами, нам нужно общество, которое не настолько зависит от наиболее вероятных сценариев, включая наиболее вероятные негативные сценарии, чтобы мы не могли справиться в случае осуществления крайне невероятного и крайне негативного сценария. Познаваемость «неизвестных неизвестных» Рамсфелда является в таком случае очевидным ориентиром.

Табуированные сюжеты Тетлока составляют надежное основание для осмысления подобных крайних сценариев, позволяющего сделать суперпрогнозирование обычной чертой нашего модуса существования в мире. Кандидаты на роль значимых «неизвестных неизвестных» в современном мире возникают из эффектов взаимодействия относительно независимых научных и социальных тенденций, каждая из которых сама по себе положительна, но вместе они могут привести к неожиданным негативным последствиям. Последние как раз и могут составить соответствующие «табу». Предположим, что технооптимисты оказались правы и что глобальное потепление не стало такой уж катастрофой для текущих социально-экономических трендов, как думают технопессимисты. Однако те же самые оптимисты обычно предсказывают все большую избыточность рабочей силы вследствие развития технологий и в то же время увеличение продолжительности человеческой жизни. В этом случае экстремальный сценарий мог бы заключаться в объединении двух этих трендов. Социологи вслед за Тетлоком могли бы попросить и экспертов, и непрофессионалов выделить негативные моменты в подобном сценарии, а также компромиссы, которые могли бы компенсировать негативные аспекты. Соответственно, стало бы возможным обсуждать ценность табуированных тем, начиная со «всеобщего базового дохода» и заканчивая либерализацией в сфере самоубийства и эвтаназии, причем мы могли бы начать готовиться к жизни в мире, где пессимистические сценарии больше не считаются угрозой нашему «нормальному» образу жизни.

Даже в мире постистины кто-то должен брать на себя ответственность за происходящее. Под «ответственностью» я имею в виду решающее влияние на исход в неопределенной ситуации, то есть ответственным является тот, кто принял решение, оказавшееся наиболее значимым. Однако сегодня значение этого термина все больше смещается к моральной точке зрения постфактумного наблюдателя. Так, определенные агенты могут быть сочтены «безответственными», если они не приняли «верных» решений. Само выражение «ответственные инновации», популярное в кругах ЕС, предложено в этом именно смысле. Оно отражает представление о постфактумной мудрости, когда «факт» состоит в субоптимальных, а может быть, и катастрофических, последствиях, возникших в жизни самых разных групп после предложенной инновации. В этом случае предпринимается попытка предсказать подобные последствия с целью сгладить, а может быть, и просто избежать, их; отсюда понятие предупреждающего правления [Barben et al., 2008].

Предупреждающее правление – территория принципа предосторожености, согласно которому инновации со значительным потенциалом к нанесению ущерба вообще не должны вводиться, какие бы выгоды они ни сулили [Schomberg, 2006]. Сам Евросоюз следует более умеренной версии того же принципа, которая признает общую благотворность инноваций, но при этом требует отслеживания их влияния на общество и среду в целом. Тем самым предполагается, что можно усидеть на двух стульях сразу: инновации должны передаваться в коллективную собственность, а потому возможных пользователей надо заранее поощрять высказывать опасения и даже несогласие, которые будут определять последующее развитие инновации [Schomberg, 2013].

Но если вспомнить Кана, нужно быть ответственным не только до факта, но также и после факта, особенно если он включает субоптимальные эффекты, в том числе в варианте «пессимистических сценариев». Это противоположность предупреждающего правления. Назовем его форсированным правлением . Форсированное правление осуществляется на основе предположения, что определенный ущерб будет нанесен независимо от того, какой курс выбрать, а потому задача в том, чтобы извлечь из него наибольшую выгоду. Я говорю «извлечь наибольшую выгоду», потому что не хочу ограничивать вопросы, подлежащие рассмотрению, смягчением или даже возмещением ущерба, хотя в другой работе я разбирал и эти вопросы. Кроме того, как мы уже отмечали, когда речь шла о задаче «мыслить немыслимое», перспектива значительного ущерба сама может оказаться возможностью для развития инноваций, которые в противном случае были бы сочтены ненужными, если не попросту утопическими, для продолжения жизни в прежней форме.