Стив Фуллер - Постправда: Знание как борьба за власть

Конечно, форсированное правление обращается к более широкой концепции небрежности, чем обычно предполагается в юриспруденции, что указывает на постистинностный подход к нормативности в целом. В частности, в сфере его интересов находятся также препятствия, тормозящие способность людей к инновациям. Эта идея имеет кое-какие прецеденты в праве. Рассмотрим обоснование самой идеи патентов и авторского права, впервые выдвинутое в период раннего Нового времени. В соответствии с ним самодовольство было главным врагом процветания, с которым можно было бороться лишь открытым поощрением предпринимательства [Fuller, 2002, ch. 2]. Как мы уже отмечали в главе 4, такой подход исторически был связан с библейской идеей о том, что человечество пребывает в падшем состоянии, которое требует своего рода восстановительных операций. Новое время во многом определялось именно предпринимательством и инновациями, которые сменили веру и набожность в качестве основных методов проведения таких восстановительных операций. Соответственно, мы видим сдвиг в модальном статусе инноваций: ранее они если и допускались, то нехотя, а теперь стали поощряться, а может, и открыто предписываться. Такой сдвиг сводится к тому, что «статус-кво» или «традиционная мудрость» стали считаться не источником авторитета и стабильности, а чем-то непременно подозрительным, поскольку они мешают попыткам людей реализовать свой потенциал.

В заключение приведем один пример. Рассмотрим политические программы, которые были нацелены на предоставление «равных возможностей» каждому следующему поколению. Объединенный университетский фонд помощи негритянским студентам ( United Negro College Fund ), как известно, продвигал эту идею в 1971 г. в американской рекламной кампании под лозунгом «Разум – это то, что нельзя тратить понапрасну». Поколение чернокожих должно получить фору (ибо в ином случае оно могло бы отстать) в виде навыков, полезных в будущем, фундаментальная неопределенность которого получает положительную интерпретацию в качестве единых правил игры, где обычные формы преимущества (и недостатков) должны перестать действовать. Это, конечно, очевидно более прогрессивный путь к достижению примерно того же состояния разума, в которое Кан загнал военных времен холодной войны, запугав их тем, что ядерная «нулевая отметка» создаст такие единые правила игры. За обоими сценариями скрывается моральный ущерб, причиненный отказом от взращивания человеческого потенциала, который признается ущербом по непростительной небрежности, чьи негативные последствия ощущаются как тем, кто допустил небрежность, так и теми, кем пренебрегли, если учесть то, что обычные формы преимущества и отставаний не должны сохраняться в постоянно меняющемся мире. Следовательно, в кампании Объединенного университетского фонда помощи негритянским студентам неспособность чернокожих интегрироваться в американское общество становится неспособностью белых интегрировать их. В конечном счете это неспособность воображения белых представить, насколько лучше была бы ситуация, если бы краткосрочная стратегия «достаточно хорошего», которую в начале этой главе мы называли достаточностью, не служила столь удобным мерилом для любого глобального блага, к которому мы только можем стремиться.

Ситуация постистины не просто продукт нашего времени, она неотделима от самой истории западной мысли, в которой первоначально она нашла выражение в платоновских диалогах. Более того, постистина – ситуация, которая не ограничивается политикой, охватывая также и науку. В самом деле, ситуация постистины позволяет нам яснее понять взаимодополнительность политики и науки как сфер мышления и действия. Каждая по-своему участвует в борьбе за «модальную власть», то есть контроль над тем, что возможно.

В книге изучается игровое поле, общее для политики и науки, для чего применяются такие понятия, как «военно-промышленная воля к знанию», «протнаука» и «форсированное правление». Понятия эти являются «постистинностными» потому, что предполагают отказ принимать правила эпистемической игры за чистую монету. Знание не ограничивается консенсусом экспертного мнения, и даже то, что эксперты считают знанием, не должно интерпретироваться в том смысле, какой предпочтителен самим экспертам.

Хотя многие возмущались недавними постистинностными кампаниями, которые привели к победе брекзита и Трампа, считая их проявлением «антиинтеллектуального» популизма, лучше видеть в них болезни роста постепенно созревающего демократического интеллекта, с которым экспертам со временем придется свыкнуться. Генеалогические линии интеллектуального наследования, ранее определявшие формирование дисциплинарного знания в академии, возможно, будут считаться последним оплотом политической экономии, основанной на поиске ренты, тогда как дипломы и степени – фактором торможения, а не упрощения оборота знаний в обществе.

Чтобы понять, что ситуация постистины никуда не денется, не нужно выносить вердикт о судьбах, скажем, брекзита или Трампа. Неуважение постистины к общепризнанным авторитетам в конечном счете компенсируется ее концептуальной открытостью к людям и идеям, которые раньше игнорировались. Их призывают выйти вперед и показать себя на более широком игровом поле. В этом отношении ситуация постистины отмечает собой триумф демократии над элитизмом, хотя такой триумф сдвигает равновесие скорее к «хаосу», чем к «порядку».

Платон понял, что единственный способ усмирить хаотические налонности демократии – сделать так, чтобы обсуждение правил игры и обсуждение чьей-либо позиции в игре велись отдельно друг от друга, то есть разделить то, что логики назвали соответственно вопросами «первого порядка» и «второго порядка». Мы можем обсуждать одни или другие, но не те и другие одновременно. Вот что такое «ситуация истины». Ситуация постистины опровергает эту посылку, поскольку игроки борются за положение в актуальной игре, но в то же время пытаются изменить правила игры, чтобы максимизировать свое суммарное преимущество.

В утопии постистины демократизируются и истина, и ложь. То есть никто не будет считаться совершенно безнадежным – ни безнадежно правым, ни безнадежно неправым. Хотя эта перспектива представляется вполне эгалитарной, прежде чем подписать договор, вам стоит обратить внимание на мелкий шрифт. У вас не будет возможности ни почивать на лаврах, ни жить в мире. Вам всегда придется получать еще один шанс, чтобы сыграть в игру, правила которой всегда могут быть оспорены. Возможно, именно по этой причине некоторые предпочитают ситуацию истины, и не важно, кто устанавливает правила игры.