Фридрих Ницше - О власти

Как бесхитростно и с достоинством сказано в законах Ману: «Одной только собственной силой добродетели трудно было бы утвердиться. В сущности, единственное, что держит человека в границах и позволяет каждому спокойно оставаться при своем добре, – это страх».

717. Государство или организованная аморальность… внутри себя: как полиция, уголовное право, сословия, торговля, семья; вовне себя: как воля к могуществу, к войне, к захватам, к мести.

Как достигается, что государство делает уйму вещей, на которые отдельный человек никогда бы не сподобился? Через разделение ответственности – приказа и его исполнения – через прокладывание между ними добродетелей послушания, долга, любви к отчизне и к правителям, через поддержание гордости, строгости, силы, ненависти, мести, – короче, всех тех типических черт, которые стадному типу противоречат…

718. У всех вас не хватит духу убить человека, или хотя бы исхлестать бичом, или – да что угодно… но в государстве неимоверное безумие подминает под себя отдельного человека и вынуждает его отвергать свою ответственность за то, что он делает (долг послушания, присяга и т. д.).

– Все, что человек делает на службе государству, претит его природе.

– равно как и то, чему он учится в виду своей грядущей службы государству, так же претит его природе.

Разрешается же это разделением труда, так что никто не несет ответственности за все целиком:

законодатель – и тот, кто закон исполняет; прививающий дисциплину учитель – и те, кого эта дисциплина закалила до суровой строгости.

719. Разделение труда между аффектами внутри общества, с тем, чтобы отдельные люди и сословия культивировали в себе неполную, но именно поэтому более полезную разновидность души. До какой степени у каждого из типов внутри общества некоторые аффекты стали почти рудиментарными (вследствие более сильного развития другого аффекта).

К оправданию морали:

экономическое оправдание (прицел на максимальную эксплуатацию отдельной силы в противовес транжирству сил, свойственную всему исключительному);

эстетическое (выработка стойких типов наряду с удовольствием от собственного типа);

политическое (как искусство выдерживать большие напряжения между различными степенями власти);

физиологическое (иллюзорный «перевес» уважения в пользу тех, кто плохо или посредственно преуспел в жизни – ради сохранения слабых).

720. Самый страшный, самый сущностный позыв человека, его тягу к власти – эту тягу называют «свободой» – требует и самого долгого сдерживания. Вот почему и вся этика с ее воспитательными, дисциплинирующими инстинктами по сию пору только и знала, что это вожделение к власти сдерживать: она охаивает тиранического индивидуума и всячески поощряет – при ее-то радении об интересах общины и любви к отчизне – стадный инстинкт власти.

721. Неспособность к власти – ее личины и уловки: в форме послушания (подчинение, гордость служения долгу, благонравие…); верности, самоотдачи, любви (идеализация, обожествление приказующего как бы в возмещение собственного ущерба и с облагораживанием себя в его отраженном свете); как фатализм, резиньяция; как «объективность»; как самотиранство (стоицизм, аскеза, отказ от собственного «я», «святошество»); (повсюду все равно дает о себе знать потребность все-таки хоть какую-нибудь власть осуществлять, или время от времени хотя бы создавать себе иллюзию власти – как дурман) – в форме критики, пессимизма, негодования, мучительства; но и под видом «прекраснодушия», «добродетели», «самообожествления», жизни «не от мира сего», «чистоты от мира» и т. д. (– то есть познание неспособности к власти маскирует себя под dedain [174] Пренебрежение ( франц .). .

Люди, которые стремятся к власти только ради счастливых преимуществ, властью предоставляемых: политические партии.

Другие люди, которые стремятся к власти даже несмотря на очевидные издержки и жертвы в своем счастье и благополучии: амбициозность.

И, наконец, такие, кто стремятся к власти лишь потому, что она иначе упадет в руки другим, от которых они не хотят зависеть.

722. Критика «справедливости» и «равенства перед законом»: а что, собственно, этим устраняется? Напряженность, вражда, ненависть, – но ведь ошибочно думать, что подобным образом приумножается «счастье»: корсиканцы наслаждаются счастьем больше, чем жители материка.

723. Взаимность, задняя мысль всякого желания оплаты: одна из самых коварных форм ценностного унижения человека. Она приносит с собой то самое «равенство», которое пропасть дистанции между иными людьми осуждает как «аморальность»…

724. То, что именуется «полезным», всецело зависит от намерения, от «для чего?». Намерение же, в свою очередь, всецело зависит от степени власти: вот почему утилитаризм не может быть основой, а только учением о следствиях, которое абсолютно невозможно сделать обязательным для всех.

725. Когда-то была теория государства как основанной на расчете полезности: теперь мы получили к ней практику! – Время королей миновало, ибо народы их более недостойны: они хотят лицезреть в короле не исконный образ своего идеала, но средство своей пользы. – Вот и вся правда!

726. Попытка с моей стороны понять абсолютную разумность общественного суждения и общественной оценки: попытка, разумеется, свободная от желания исчислить при этом моральные результаты.

– степень психологической лживости и непроницаемости, чтобы «освятить» аффекты, важные для сохранения и усиления власти (дабы обеспечить себе для этих аффектов чистую совесть).

– степень глупости, потребная для сохранения возможности всеобщего регулирования и общих критериев оценки (для этого – воспитание, надзор за основами образования, дрессура).

– степень инквизиторства, недоверия и нетерпимости, чтобы всех исключительных людей рассматривать и подавлять как преступников, – чтобы им самим внушать угрызения совести, чтобы они сами от своей исключительности внутренне страдали, болели.

727. Мораль в существенной мере как оборона, как средство защиты: и в этом качестве, в этой мере – свидетельство «недорослости» человека (весь в броне, стоически).

«Доросший» человек в первую очередь обладает оружием – ему свойственно нападать.

Орудия войны, превращенные в инструменты мира (из панциря и чешуи, перьев и волос).

728. От понятия всего живого неотъемлемо представление о росте: живое должно распространять свою мощь вокруг себя, как следствие вбирая в себя чужие силы. Теперь, в некотором дурмане морального наркоза, принято говорить о праве индивидуума на самозащиту: с тем же основанием, однако, можно говорить и о его праве на нападение. Ибо и то, и другое – второе даже больше, чем первое – суть насущные необходимости всего живого: агрессивный и оборонительный эгоизмы – это не вопрос выбора или тем паче «свободы воли», но фатальность самой жизни.