Фридрих Ницше - О власти

Это равно справедливо для всего, на что ни кинешь взгляд, будь то индивидуум, любое живое тело, всякое стремящееся к развитию «общество». Право на уголовное наказание (или так называемая самозащита общества) по сути стало называться «правом» только по недоразумению: право приобретается договорами, – но само-оборона и само-защита вовсе не на договорах основываются. По меньшей мере с тем же полновесным основанием народ мог бы и свою потребность к завоеваниям, свою жажду могущества поименовать правом, – допустим, правом на рост. Общество, которое окончательно и по зову инстинкта отвергает войну и захваты, – такое общество обречено упадку: оно вполне созрело для демократии и правления лавочников… Впрочем, в большинстве случаев заверения о мире – всего лишь средство усыпления.

729. Учреждение и сохранение военного государства – самое последнее средство, которое, как великую традицию, необходимо либо возобновлять, либо поддерживать, имея в виду высший тип человека, его сильный тип. Поэтому и все понятия, которые увековечивают вражду и дистанции ранжиров между государствами, с этой точки зрения вполне оправданны (например, национализм, защитная таможенная пошлина).

730. Для того, чтобы могло существовать нечто, что долговечнее отдельного человека, – итак, для того, чтобы сохранялось произведение, которое, возможно, отдельный человек сотворил, – ради этого сохранения отдельный человек вынужден налагать на себя всякого рода ограничения, лишения и т. д. За счет каких средств это достигается? Любовь, почитание, благодарность той личности, которая сотворила произведение, безусловно, облегчают эту задачу; или то, что наши предки это произведение завоевали; или что жизнь моих потомков гарантируется лишь при условии, что я гарантирую сохранность этого произведения (например, poliz [175] Полис ( греч .). ). Мораль в существенной мере есть средство обеспечить чему-то долговечность, пренебрегая отдельным человеком, или, скорее, порабощая отдельного человека. Разумеется, перспектива снизу вверх вызывает к жизни совсем иные формы выражения, нежели обратная – сверху вниз.

Совокупность власти: как сохраняется она? За счет того, что многие поколения приносят себя ей в жертву.

731. Континуум. «Брак, собственность, язык, традиция, род, семья, народ, государство» суть континуумы низшего и высшего порядка. Экономика их заключается в нарастании выгод непрерывного труда, но и в приумножении его издержек: повышаются расходы на замену частей или на увеличение сроков их износа. (Увеличивается число работающих частей, каждая из которых, однако, дольше остается без дела, то есть все большие затраты на приобретение и немалые расходы на содержание.) Выгода в том, что удается избегать перерывов, и в сокращении сопряженных с перерывами потерь. Нет ничего более дорогостоящего, чем новые начинания.

«Чем больше выгоды существования, тем больше и расходы на сохранение и воспроизводство (пропитание и размножение); тем больше и опасности, и вероятность с достигнутых высот жизни сорваться».

732. При заключении законных браков в гражданском, или мещанском смысле этого слова, то есть с уважительным упором на слове «законный», дело совершенно не в любви, а также и не в деньгах – из любви нельзя сделать учреждение, – но в общественном разрешении, которое выдается двум личностям на предмет удовлетворения половых потребностей, – разумеется, на определенных условиях, но таких, которые имеют в виду интересы общества. То, что некоторая взаимная благосклонность участников и очень много доброй воли – готовности к терпению и терпимости, к заботе друг о друге, – принадлежит к числу предпосылок такого договора, достаточно очевидно; но словом «любовь» лучше бы здесь не злоупотреблять! Для двух любящих в полном и сильном смысле этого слова удовлетворение половых потребностей как раз несущественно и по сути только символ: для одной из сторон, как уже было сказано, символ безусловной покорности, для другой же – символ согласия и склонности, символ овладения, вступления во власть. – При заключении брака в благородном, исконно «знатном» смысле этого слова, речь идет о взращивании расы (да есть ли сегодня еще знать? Quaeritur [176] Большой вопрос ( лат .). ), – то есть о сохранении прочного, определенного типа господствующих людей: этому воззрению приносились в жертву мужчина и женщина. Само собой понятно, что здесь отнюдь не любовь была первым необходимым требованием, наоборот! И даже не та мера доброй воли друг к другу, которая обуславливает всякий сколько-нибудь хороший гражданский, мещанский брак. Первым диктовал свою волю интерес продолжения рода, а затем, над ним – интерес сословия. Мы, теплокровные животные со сверхчувствительным сердцем, мы, «современные люди», содрогнулись бы перед ясной непреклонностью расчета и холодной строгостью того благородного понятия о браке, которое царило в среде любой здоровой аристократии – как в древних Афинах, так и еще относительно недавно в Европе ХVIII века. Именно потому понятие любовь как passion, как возвышенная страсть, было изобретено для аристократического мира и внутри этого мира, – то есть там, где принуждения и лишения были сильнее всего…

733. К будущему брака. – Усугубление налогового бремени при наследовании и т. д., а также увеличение военного налога с холостяков начиная с определенного возраста и по нарастающей (внутри общины);

разнообразные преимущества для отцов, которые породили на свет достаточно много мальчиков; при некоторых обстоятельствах предоставление им права дополнительных голосов;

протокол медицинского освидетельствования, предшествующий любому бракосочетанию и подписанный членами правления общины; в нем должны содержаться ответы вступающих в брак и врачей на многие вполне определенные вопросы («история семьи»);

как противоядие против проституции (или как средство ее облагораживания): браки на определенный срок, узаконенные (на годы, месяцы, дни), с гарантиями для детей;

всякий брак должен быть одобрен и узаконен ответственностью определенного числа доверенных лиц общины – как дело, всей общины касающееся.

734. И это тоже – заповедь человеческой любви. Бывают случаи, когда родить ребенка было бы преступлением: например, для хронических больных или неврастеников третьей степени. – Что тут делать? – Можно, конечно, попытаться поддерживать в таких людях мужество целомудрия, – допустим, музыкой из «Парцифаля»: Парцифаль, этот образцовый идиот, сам имеет достаточно оснований, чтобы не размножаться. Беда, однако, в том, что известная неспособность «совладать с собой» (то есть не реагировать на раздражители, особенно столь «пустячные», как зов пола) как раз и является одним из наиболее верных и частых признаков общего переутомления. Мы сильно просчитались бы, представляя себе, допустим, Джакомо Леопарди образцом целомудрия. Усилия священника или моралиста тут заведомо обречены на неудачу; лучше уж сразу просто посылать в аптеку. В конечном счете здесь обязано выполнить свой долг общество: ведь столь же настоятельных и неотложных требований к нему совсем немного. Общество, как великий поверенный жизни, за всякую неудавшуюся человеческую жизнь перед самой жизнью в ответе, – ему же за эту жизнь и расплачиваться, следовательно, ему же и надлежало бы ее предотвратить. В очень многих случаях обществу следует предотвращать зачатие – невзирая на происхождение, ранг и умственные заслуги оно должно иметь наготове самые суровые меры принуждения, лишения свободы, не останавливаясь при иных обстоятельствах даже перед кастрацией. Библейская заповедь «не убий!» сущая наивность в сравнении с непреложностью запрета на продолжение жизни для декадентов: «не зачинайте!»… Сама жизнь не желает знать и признавать никакой солидарности, никаких «равных прав» между живыми и вырождающимися частями организма: последние надобно вырезать – иначе весь организм погибнет. Сострадание к декадентам, равные права и для неудавшихся – это была бы глубочайшая аморальность, это была бы сама противоприрода под видом морали!