Аниций Боэций - Комментарий к Категориям Аристотеля. Фрагменты

Иногда же самое имя того, что находится в субъекте, не сказывается о субъекте. Так, добродетель находится в душе, но никоим образом не сказывается о душе. А иногда [имя того, что находится в субъекте], сказывается отыменно. Так, например, поскольку грамматика находится в человеке, то он отыменно называется грамотным от грамматики. Однако, часто и самое имя [находящегося в субъекте] сказывается о субъекте. Например, поскольку белое находится в теле, о теле говорят, что оно белое. Но [возможно только следующее]: либо имя не сказывается, либо сказывается как отыменное, либо же предикация осуществляется посредством собственного имени. Определение того, что находится в субъекте, о самом субъекте никогда не сказывается. Так, например, "белое": поскольку оно находится в субъекте - теле, - имя белого сказывается о теле, но определение белого никоим образом не сказывается о теле. Ведь белое или тело не могут определяться посредством смыслов (ratio) друг друга. Далее, если любая акциденция находится в субъекте и субъект является субстанцией, субстанция отличается от акциденции, отличается также и определение субстанции и акциденции, так что определение субъекта и того, что находится в субъекте, не может быть одним и тем же. И это то, о чем говорит [Аристотель]: "У того же, что находится в субъекте в большинстве случаев ни имя, ни смысл (ratio) не сказываются о субъекте", как добродетель о душе. И добавляет: "Иногда, в определенных случаях, ничто, однако, не препятствует тому, чтобы имя сказывалось [о субъекте]", в одних случаях - отыменно, в других - собственным именем. Что же касается сказуемого вторых субстанций, то оно всегда привходит к первым субстанциям. Ведь если некий человек - и человек, и животное, и прочее, то и человеку и некоему человеку подходит одно определение животного.

Но все же сам Аристотель весьма явно показывает, что индивидуальные и частные субстанции являются субстанциями в большей степени. Так как любая вещь - это или субстанция, или акциденция, из субстанций же одни - первые, а другие - вторые, то получается тройное деление, так что всякая вещь или акциденция, или первая субстанция, или вторая. А для того, чтобы их деление произошло согласно описанию, мы говорим таким образом: всякая вещь или находится в субъекте, или в субъекте не находится; из тех, которые находятся в субъекте, одни сказываются о субъекте, другие нет; из тех, которые не находятся в субъекте, одни не сказываются о субъекте, другие же сказываются. Итак, всякая вещь либо находится в субъекте, либо в субъекте не находится. Она или находится в субъекте и сказывается о субъекте, или находится в субъекте и не сказывается ни о каком субъекте, или не находится в субъекте и сказывается о субъекте, или не находится в субъекте и не сказывается ни о каком субъекте. Следовательно, если мы, приняв это, отделим первые субстанции, останутся вторые субстанции и акциденции. Но вторые субстанции - те, которые не находятся в субъекте и сказываются о субъекте. Поэтому они удерживают свое бытие, только лишь сказываясь о других. Сказываются же вторые субстанции о первых, следовательно, предикация относительно первых субстанций является причиной существования вторых субстанций. Ведь вторые субстанции не существовали бы иначе как сказываясь о первых; то же, что находится в субъекте, совершенно не имело бы возможности для существования, если бы каким-либо образом не опиралось на первые субстанции как на основание.

Итак, все существующее, кроме первых субстанций, будет или вторыми субстанциями, или акциденциями. Но вторые субстанции сказываются о первых субстанциях, а акциденции находятся в первых субстанциях. Поэтому все или сказывается о первых субстанциях, как вторые субстанции, или находится в первых субстанциях, как акциденции, что Аристотель изложил следующим образом: "а все прочее или говорится о субъектах - первых субстанциях, или находится в них, как в субъектах", что подкрепил также наидостовернейшими примерами. Действительно, он утверждает, что если акциденция не находится ни в каком субъекте - теле, то и не в каком теле вообще. Ибо если говорится, что [акциденция не находится] ни в чем из единичного, то и ни в чем вообще. Равным образом если "животное" не сказывается о единичных и индивидуальных людях, то не сказывается ни о каком человеке вообще. Поэтому вторые субстанции сказываются в силу того, что существуют первые, а некие акциденции существуют потому, что первые субстанции являются для них субъектами. Если бы первые субстанции не существовали, не могло бы существовать ни то, что о них сказывается, ни то, что находится в них как в субъектах.

"Из вторых субстанций вид в большей степени субстанция, чем род, ведь он ближе к первой субстанции. Ибо если кто-нибудь стал бы указывать, что есть первая субстанция, то он укажет более наглядно и подобающе, назвав вид, нежели род. Так, указывая некоего человека, он явственнее укажет, указав [вид] "человек", чем [род] "животное". Первое в большей степени свойственно некоему человеку, второе - общему. И когда указываешь некое дерево, то явственнее укажешь, указывая [вид] "дерево", нежели [род] "растение"" [35].

Известно, что индивидуальные субстанции суть субстанции первые, наивысшим образом и в собственном смысле слова. Вторые же субстанции, то есть роды и виды, как не одинаково удалены от первой субстанции, так и не являются субстанциями в равной степени. Ведь так как вид ближе к первой субстанции, нежели род, он в большей степени субстанция, нежели его собственный род. Так, "человек" ближе к Сократу, нежели "животное", и по этой же причине "человек" в большей степени субстанция. Хотя "животное" и само является субстанцией, но в меньшей степени, нежели "человек". Это происходит потому, что в любом определении вид более подходяще сказывается о первой субстанции, нежели род. Ибо если кто-нибудь желает указать, что есть Сократ, то покажет более близкую и свойственную Сократу субстанцию, если скажет, что он - человек, нежели животное. То, что Сократ - животное, обще с другими, которые не суть люди, как, например, лошадь или бык. А то, что он человек, не является общим ни с чем другим, кроме как с теми, кто содержится под видом "человек". Поэтому обозначение будет ближе к значению, когда индивид указывается посредством вида, нежели когда сказывается имя рода. И точно так же, если кто-нибудь, желая обозначить какое-либо индивидуальное дерево, назовет его деревом: он более близко обозначит, что есть то, что он определяет, чем когда назовет [дерево] растением. Растение же есть род дерева, и оно сказывается также о том, что не является деревьями, например о капусте или о латуке. А потому не подлежит сомнению, что виды в большей степени субстанции, так как ближе к первым и в высшей степени субстанциям, поэтому означенный вид указывает на то, что есть это, более подходяще и наглядно, род же - более отдаленно и обще.