Аниций Боэций - Комментарий к Категориям Аристотеля. Фрагменты

"Далее, первичные субстанции благодаря тому, что они субъектны всему остальному и все остальное либо сказывается о них, либо в них находится, называются субстанциями в собственном смысле слова. И как первые субстанции относятся ко всему прочему, так же ко всему остальному относятся виды и роды первичных субстанций. О них ведь сказывается все остальное: действительно, некоего человека назовешь грамотным, следовательно, назовешь грамотным и человека и животное; так же и во всем прочем" [39].

Это доказательство той же вещи, посредством которого [Аристотель] достовернейшим образом подтверждает, что роды и виды правильно расположены после первых субстанций. Ведь об индивидах говорится, что они суть первые субстанции и что они подлежат всему остальному потому, что они подлежат предикации вторых субстанций и вторые субстанции сказываются о них, и потому, что они подстоят (subdare) акциденциям так, что те могут существовать. Поэтому [индивиды] являются первыми субстанциями.

И как первые субстанции субъектны акциденциям, так же и вторые. Ведь поскольку некий человек субъектен акциденциям, акциденции подложены (supponitur) и [вид] "человек" и [род] "животное", и поскольку некий человек, то есть Аристарх, является грамотным, то является грамотным [вид] "человек", а также [род] "животное". Поэтому первые субстанции субъектны акциденциям в первую очередь, вторые же - во вторую очередь, и как первые субстанции субъектны и акциденциям, и вторым субстанциям, так и вторые субстанции подложены акциденциям. А вторые субстанции суть виды и роды. Следовательно, правильно установил [Аристотель], что после первых субстанций роды и виды являются вторыми субстанциями.

"Для всех субстанций является общим не находиться в субъекте. Действительно, первая субстанция не сказывается ни о каком субъекте и не находится в субъекте. Относительно вторых субстанций это также несомненно, поскольку ни одна из них не находится в субъекте. Ведь [вид] "человек" сказывается о субъекте - некоем человеке, но он не находится в субъекте, ибо "человек" не находится в некоем человеке. Точно так же о субъекте - некоем человеке - говорится как о животном, но животное не находится в некоем человеке" [40].

После перечисления субстанций и деления, в котором [Аристотель] объявляет, что одни [из субстанций] первые, а другие вторые, он, поскольку не дано никакого определения субстанции (ибо наивысший род не имеет определения), стремится отыскать некое особое свойство (proprietas), как бы некий знак (signum), посредством которого мы можем познать субстанцию, и прежде указывает, что может быть характерным для самих субстанций вообще, а затем исследует то, что является для них собственным признаком. Он начал с этого для того, чтобы без какой бы то ни было ошибки перейти к этому истинному собственному признаку и показать, что подлинным собственным признаком субстанций является последний [из трех перечисленных ниже].

[Термин] "собственный признак" употребляется в трех значениях. В первом случае он есть то, что свойственно всему определенному виду, и не только ему одному, например, для человека - быть двуногим. Ведь всякий человек имеет две ноги, но не только он - птицы также двуноги. Или же, [собственный признак] есть то, что свойственно только одному виду, и не всему, как, например, тому же человеку свойственно знать грамоту, но не всякому человеку, и, действительно, не всякий человек грамотен. Третье же значение собственного признака таково: он свойствен всему виду, и только ему одному, и всегда, как, например, [человеку] - способность смеяться. Ведь всякий человек способен смеяться, и человек - единственное животное, которое смеется.

Итак, два первых из указанных [значений] (всему [виду] и не только одному ему и только одному [виду], но не всему) мы назовем некими собственными признаками, которые, как представляется, далеки от истины собственных признаков. Тот же третий (присуще всему виду и только ему одному) действительно есть собственный признак. Те [собственные признаки], которые были упомянуты ранее, не являются подлинными и называются "сопутствующими", этот же последний есть истинно собственный признак. Следовательно, Аристотель, какие бы он ни нашел собственные признаки такого рода, то есть те, которые [свойственны] одним только субстанциям, но не всем или всем, но не им одним, отклоняет их как неистинные по отношению к определенной природе чего-либо. Истинным же он полагает тот последний, который подходит всякой субстанции и только ей одной. В самом деле, собственные признаки суть то, что обращается, как, например, то, что является человеком, способно смеяться, а то, что способно смеяться - человек. А способно обращаться только то, что свойственно всему [виду] и только ему одному, ибо не подходит чему-то иному в большей или меньшей степени. Предварительно отметив это, мы переходим к речи [Аристотеля] и изложению самого [соответствующего] места [из его книги].

Итак, Аристотель говорит следующее: "для всех субстанций является общим не находиться в субъекте". В самом деле, первые субстанции, то есть индивиды, не находятся в субъекте, что совершенно ясно демонстрируется следующим: частная субстанция никоим образом не может быть акциденцией чему-либо. Однако вторые субстанции имеют видимость нахождения в субъекте, поскольку создается впечатление, что вторые субстанции находятся в субъектах, то есть в первых субстанциях, но это ложно: вторые субстанции только сказываются о первых субстанциях, но не находятся в них. Ибо животное только сказывается о некоем человеке, но не находится в нем как в субъекте. Это доказывает то обстоятельство, что индивиды всего того, что находится в субъекте, также находятся в субъекте. Например, поскольку цвет находится в субъекте - теле, и некий [определенный] цвет опирается на субъект - тело. Здесь же, поскольку первые субстанции, то есть индивиды, не находятся в субъекте, то и их универсалии, то есть вторые субстанции, которые суть роды и виды, не могут опираться ни на какой субъект. А потому вторые субстанции соотносятся с первыми лишь как с субъектами предикации, но не находятся в них как акциденции. Вот еще один важнейший аргумент, подтверждающий, что вторые субстанции не находятся в субъекте: все, что находится в субъекте, может изменяться, субъектная же [субстанция] не меняется. Так, цвет, находящийся в теле, остающемся тем же самым, может изменяться, например, становиться из черного белым. Вторые же субстанции не изменяются, если не изменяются первые субстанции.

Доказательство же того, что вторые субстанции не находятся в субъекте, которое предлагает сам Аристотель, таково: сперва он учит, что у того, что находится в субъекте, только имя может сказываться о субъектах, смысл (ratio) же - никогда. Ведь если белое находится в теле, то говорится, что тело белое, и белизна сказывается о теле, однако, тело имеет одно определение, а белизна - другое. Вторые же субстанции и сказываются о первых посредством имени и связаны определением. В самом деле, некий человек - это и человек, и живое существо, но некий человек определяется смыслом (ratio) как человека, так и животного. И, согласно справедливейшему замечанию, все, что находится в субъекте, сказывается о субъекте эквивокально. Вторые же субстанции сказываются о первых не эквивокально, но унивокально, потому что, как уже было сказано, согласуются и именем и определением. Поэтому как первые субстанции не находятся в субъекте, так же лишены субъекта и вторые. Следовательно, не находиться в субъекте - общее для всех субстанций, и для вторых, и для первых, и, какая бы ни была субстанция, [из вышесказанного] следует, что она не находится ни в каком субъекте.