Георг Гегель - Законы диалектики. Всеобщая мировая ирония

Благодаря отрицанию авторитета церкви разделение стало необходимым. Тридентский собор установил правила католической церкви, и после этого собора уже не могло быть речи об объединении. Еще Лейбниц вел с епископом Боссюэтом переговоры о соединении церквей, но Тридентский собор остается непреодолимым препятствием. Церкви стали враждебными друг другу партиями, потому что по отношению к светскому устройству обнаружилось резкое различие. В некатолических странах монастыри и епископства были уничтожены и за ними не признавалось права собственности; преподавание было организовано иначе, посты и праздники были отменены. Была произведена и светская реформа, коснувшаяся внешнего состояния, ибо и против светской власти происходили восстания во многих местах. Анабаптисты изгнали в Мюнстере епископа и захватили власть в свои руки, и крестьяне восстали массами, чтобы освободиться от тяготевшего над ними гнета.

Однако мир еще не созрел тогда для политического переворота как следствия церковной Реформации. Реформация оказала существенное влияние и на католическую церковь: она крепче натянула повода и отменила позорнейшие для нее, наиболее вопиющие зло употребления. Теперь она отвергла многое из того, что не вытекало из ее принципа и что она до тех пор спокойно допускала; церковь остановилась: до сих пор – и не дальше; она порвала связь с зарождавшейся наукой, с философией и гуманистической литературой, и вскоре ей представился случай проявить свою антипатию к научности. Знаменитый Коперник открыл, что земля и планеты движутся вокруг солнца, но церковь высказалась против этого открытия. Галилей, который в одном диалоге изложил аргументы в пользу нового открытия Коперника и против него (но, конечно, так, что он высказался за него), должен был на коленях просить прощения за это преступление. Греческая литература не была положена в основу образования; воспитание было передано иезуитам. Таким образом, дух католического мира в общем падает.

Теперь следует ответить на основной вопрос: почему Реформация при своем распространении ограничилась только некоторыми нациями и почему она не охватила всего католического мира? Реформация началась в Германии и была принята лишь чисто германскими народами, так как, кроме Германии, она упрочилась также в Скандинавии и в Англии. Но романские и славянские нации не приняли ее. Даже не вся южная Германия приняла Реформацию, и вообще там существовало смешанное состояние. В Швабии, Франконии и в прирейнских странах существовало множество монастырей и епископств; кроме того, там было много вольных имперских городов, и от них зависело, принять или отвергнуть Реформацию, так как уже было упомянуто, что реформа являлась в то же время переменой, затрагивавшей политическую жизнь.

Далее и авторитет имеет гораздо более важное значение, чем некоторые склонны думать. Существуют известные предпосылки, допускаемые в силу авторитета, и таким образом часто только авторитет решал вопрос, принять реформу или отвергнуть ее. В Австрии, Баварии и Богемии Реформация уже достигла больших успехов, и хотя говорят: раз истина проникла в души, ее уже нельзя искоренить в них, – но все-таки она была здесь снова подавлена силою оружия, хитростью или благодаря тому, что принявших Реформацию лиц удалось уговорить отказаться от нее.

Славянские нации занимались земледелием. Но благодаря этому занятию возникает такое отношение, при котором существуют господа и холопы. В земледелии главную роль играет деятельность природы; человеческая деловитость и субъективная активность, в общем, менее применяются при этом труде. Поэтому у славян медленнее и труднее развилось основное чувство субъективной самостоятельности, сознание всеобщего, то, что мы прежде называли государственностью, и они не могли стать причастными к зарождавшейся свободе.

Но и романские нации, Италия, Испания, Португалия, а отчасти и Франция, не приняли Реформации. Конечно, большое значение имело внешнее насилие, но нельзя ссылаться только на него, потому что если дух нации требует чего-нибудь, то его не одолеет никакое насилие; об этих нациях нельзя также сказать, что они были недостаточно образованны; наоборот, они, может быть, превосходили немцев в этом отношении. Скорее, в характере этих наций была такая основная особенность, в силу которой они не приняли Реформации.

Но в чем же заключается эта особенность их характера, оказавшаяся препятствием для свободы духа? Чистая искренность германской нации явилась подходящей почвой для освобождения духа; наоборот, у романских наций в глубине души, в сознании духа продолжало существовать раздвоение; они возникли благодаря смешению римской и германской крови, и в них все еще сохраняется эта разнородность. Немец не может отрицать, что французы, итальянцы, испанцы отличаются большею определенностью характера, что они вполне сознательно и в высшей степени внимательно преследуют определенную цель (хотя последнею может быть и навязчивое представление), в высшей степени обдуманно осуществляют какой-нибудь план и проявляют величайшую решительность, стремясь к достижению определенных целей. Французы называют немцев entiers, цельными, т. е. упорными; им не свойственна и сумасбродная оригинальность англичан. У англичанина чувство свободы проявляется в частностях: он не заботится о рассудительности, наоборот, он чувствует себя тем более свободным, чем более то, что он делает или может делать, противоречит рассудку, т. е. общим определениям. Но затем у романских народов тотчас же обнаруживается это разделение, фиксирование абстрактного, и вследствие этого у них не оказывается той цельности духа, чувствования, которую мы называем душой, – им чуждо это размышление о самом духе в себе, и в том, что касается внутреннего, они выходят за пределы себя.

Глубина внутреннего мира не охватывается их чувством, так как они преданы определенным интересам, в которых нет бесконечности духа. Внутренний мир чужд им. Они как бы оставляют его в стороне и рады, что его можно передать в другое место. Такое другое место, в которое они его передают, есть именно церковь. Конечно, и им самим приходится иметь дело с этим внутренним миром, но так как это не есть их собственное дело, они отделываются от него, выполняя внешние действия. Eh bien, говорит Наполеон, мы будем опять присутствовать на мессе, и мои усачи скажут: таков пароль! Основной чертой этих наций является отделение религиозного интереса от светского, т. е. характерного чувства собственного достоинства; и это раздвоение коренится в глубине души, утратившей вышеупомянутую цельность, вышеупомянутое глубочайшее единство. Католическая религия не вмешивается, по существу, в светские дела, а религия равнодушно остается на одной стороне, другая же сторона существует отдельно от нее и для себя.