Бертран Рассел - Брак и мораль

Христианская этика неизбежно, в силу упора на сексуальную добродетель, сделала очень многое для того, чтобы ухудшить положение женщин. Поскольку моралисты были мужчинами, женщина выступала для них искусительницей и соблазнительницей; будь они женщинами, аналогичная роль досталась бы мужчине. Так как женщина соблазняет, желательно ограничить ее возможности вводить мужчин в искушение; следовательно, добропорядочных женщин начали все плотнее окружать предписаниями, а тех женщин, которые не блюли добропорядочность и потому считались грешницами, старательно поносили и обесславливали. Фактически лишь в наши дни женщины вернули себе ту степень свободы, которой они обладали в Римской империи. Патриархальная система, как мы видели, немало сделала для порабощения женщин, но во многом это удалось преодолеть буквально накануне появления христианства. После Константина у женщин опять отняли свободу под предлогом защиты от греха. Только с упадком представления о греховности в нынешние дни женщины начали заново возвращать себе свободу.

Сочинения отцов церкви полны инвектив против женщин.

Женщина воображалась преддверием ада, матерью всех человеческих пороков. Ей следовало стыдиться уже самого того факта, что она является женщиной. Она должна была жить в постоянном позоре, беспрерывно искупать вину за беды, навлеченные ею на мир. Ей надлежало стыдиться за платье, в котором усматривали памятник ее падению. В особенности же следовало стыдиться красоты, ибо красота есть наиболее грозное оружие демонов. Физическая красота действительно стала одно время главной темой церковных доносов, хотя, как кажется, тут имеется единственное примечательное исключение; исследователи отмечали, что в Средние века надгробные образы на могилах епископов поражали своей красотой. В шестом столетии некий провинциальный совет даже запретил женщинам, из-за их нечистоты, принимать облатку на причастии голыми руками. Словом, их откровенно подчиненное положение тщательно и постоянно поддерживалось [38] См.: W. E. H. Lecky, History of European Morals, vol. II, pp. 357–358. – Примеч. авт. .

Законы о собственности и наследовании тоже изменили, обратив против женщин, и лишь стараниями вольнодумцев времен французской революции дочери вернули себе право на получение наследства.

С утверждением христианства и последующим нашествием варваров взаимоотношения мужчин и женщин опустились до жестокости, неведомой Древнему миру, что существовал на протяжении многих столетий. Да, Древний мир был суров, но отнюдь не жесток. А вот в «темные века» религия и наследие варварства способствовали деградации сексуальной стороны жизни. Жена не имела в браке никаких прав; при этом никто и не помышлял об обуздании природного зверя в нецивилизованных самцах. Безнравственность в Средневековье распространилась широко во всем своем омерзительном естестве; епископы открыто предавались греху с собственными дочерями, архиепископы пропихивали своих смазливых фаворитов на прибыльные должности [39] См.: C. Lea, History of the Inquisition in the Middle Ages, vol. 16 pp. 9, 14. – Примеч. авт. Рус. пер.: Ли Ч . История инквизиции. М.: Эксмо, 2007. – Примеч. ред . . Вопреки убеждению, что духовенству надлежит соблюдать целибат, житейские практики опровергали церковные заповеди. Папа Григорий VII не покладая рук трудился над тем, чтобы заставить священников избавиться от наложников и наложниц, но Абеляр, напомню, подумывал жениться на Элоизе, несмотря на неизбежный скандал, который должна была вызвать эта женитьба [40] Французский богослов П. Абеляр жил в незаконном браке со своей ученицей Элоизой, которая родила от него сына и тайно обвенчалась с Абеляром, но впоследствии расторгла брак. . Лишь к концу тринадцатого столетия обет безбрачия для духовенства начал соблюдаться. Разумеется, церковники продолжали заводить интрижки с женщинами, но уже не могли оправдывать свои поступки тем, что не совершают ничего предосудительного, ничего аморального и греховного. А сама церковь, ввиду аскетических взглядов на секс, ничего не делала для облагораживания представления о любви. Посему заняться этим пришлось мирянам [41] В католическом (но не православном) толковании миряне – все, кто не принадлежит к духовенству и монашеству. .

Неудивительно, что, нарушив единожды свои клятвы и погрузившись в греховную жизнь, духовенство вскоре пало намного ниже мирян в своем поведении. Наглядной демонстрацией такого падения служат история папы Иоанна XXIII, осужденного за инцест, помимо прочих преступлений, и за прелюбодеяние; или история аббата обители Святого Августина в Кентербери, у которого в 1171 году нашли семнадцать незаконнорожденных детей в одной деревне; или история настоятеля обители Святого Пелайо в Испании, который, как было доказано в 1130 году, содержал не менее семидесяти наложниц; или история Генриха III, епископа Льежского, которого сняли с должности в 1274 году за то, что у него обнаружилось шестьдесят пять незаконнорожденных детей. Невозможно отмахнуться от свидетельств, которыми пестрят решения церковных соборов и сочинения церковных авторов – и которые рисуют картину куда более отвратительную, нежели простое сладострастие с наложницами. Отмечалось, что, когда священнослужители обзаводились женами, осознание незаконности подобных отношений роковым образом сказывалось на мужской верности, так что двоеженство и чрезвычайная ветреность в отношениях проявлялись повсеместно. Средневековые авторы приводят множество описаний женских монастырей, являвшихся, по сути, борделями, перечисляют многочисленные случаи детоубийств в их стенах и не устают сетовать по поводу закоренелой приверженности духовенства инцесту, снова и снова призывая обрушивать строжайшие кары на головы тех священнослужителей, кто живет со своими матерями или сестрами. Противоестественная любовь, которая во многом стараниями христианства практически исчезла из этого мира, возродилась, если верить современникам, в мужских и женских монастырях; вдобавок незадолго до Реформации потоком хлынули жалобы на то, что исповедальни используются для разврата [42] См.: W. E. H. Lecky, History of European Morals, vol. II, pp. 350–351. – Примеч. авт. .

На протяжении всего периода Средних веков бытовало прелюбопытное расхождение между греко-римскими традициями церкви и тевтонскими традициями аристократии. Совокупно они внесли немалый вклад в развитие цивилизации, но каждая по-своему, и различие здесь принципиально. Церковь подарила обществу образование, философию, каноническое право, концепцию единства христианского мира – все это плоды традиции, восходящей к средиземноморской античности. Миряне же причастны к формированию обычного права, принципов светского управления, рыцарства, поэзии и романтики. С учетом темы этой книги нас более всего интересует романтическая любовь.