Николай Кузанский - Сочинения в 2-х томах. Том 2

Господи Боже, озаритель сердец! Мое лицо истинно, поскольку Ты, истина, дал мне его. Но это же самое мое лицо-изображение, поскольку оно не истина, а образ абсолютной истины. Свертываю в своем понятии истину и изображение моего лица воедино — и вижу, что изображение совпадает в нем с истиной лица так, что, насколько оно изображение, настолько истинно. И тогда Ты показываешь мне, Господи, что с изменением моего лица Твое лицо вместе меняется и неизменно: меняется, поскольку не перестает быть истиной моего лица; неизменно, поскольку не следует за изменением изображения. Твое лицо не отступает от истины моего лица, но и не следует за изменением изменчивого изображения. Абсолютная истина неизменна. Истина моего лица изменчива, она так истина, что изображение; а твоя истина неизменна, она так изображение, что истина. Перестать быть истиной моего лица абсолютная истина не может: если бы перестала, не осталось бы самого моего лица, изменчивой истины, которая существует от той абсолютной истины. Так что по бесконечной благости своей Ты, Боже, кажешься изменчивым, поскольку не оставляешь изменчивых тварей; но как абсолютная благость Ты неизменен, поскольку не можешь следовать за изменчивостью.

О бездонная глубина, Боже мой, и не оставляющий творений, и не следующий за ними! О неизъяснимая милость! Ты отдаешь себя глядящему на Тебя, словно принимаешь от него бытие, и сообразуешься с ним, чтобы он тем больше Тебя любил, чем больше Ты кажешься подобным ему: мы не можем возненавидеть самих себя, поэтому любим то, что участвует в нашем бытии, сопутствует ему, и открываем свои объятия нашему подобию, поскольку представляем себя в этом образе, в котором любим самих себя. По своей бесконечной благости и смирению Ты, Боже, являешь себя нам как бы нашим творением, чтобы так привлечь нас к себе; Ты влечешь нас к себе всеми мыслимыми способами привлечения, какими можно привлечь свободное разумное творение. Сотворяемость совпадает в тебе с творчеством: мое подобие, которое, кажется, творимо мною, есть истина, творящая меня. Пусть хоть так я пойму, насколько я должен быть привязан к тебе. Быть любимым совпадает в тебе с любовью. Если я должен любить себя в тебе, своем подобии, и с высшей обязательностью меня побуждает к этому понимание, что Ты тоже меня любишь как свое творение и изображение, то разве отец [95] Отец — здесь человек как творящий бога по своему подобию. может не любить сына, который так сын, что отец? И если достоин большой любви тот, кто кажется сыном, а оказывается отцом, то не высшей ли любви достоин Ты, который кажешься больше, чем сыном, и оказываешься больше, чем отцом? Ты, Господи, пожелал, чтобы вначале к тебе привязывались словно к сыну, и Ты хочешь казаться более похожим на нас, чем сын, оказываясь более близким, чем отец, ибо Ты есть любовь, обнимающая и сыновнюю, и отцовскую привязанность. Будь вовеки благословен, сладостная любовь моя, Боже мой.

Не кончается жар огня, не угасает порыв любви, влекущей к тебе, Боже, прообразу всего желанного и истине всего, что желается во всяком желании. Вкусив благодаря Твоему медоносному дару твою непостижимую сладость, которая для меня тем радостнее, чем более предстает бесконечной, я убеждаюсь, что для всех творений твоя непознаваемость делается причиной блаженнейшего успокоения среди священного незнания, словно среди неисчислимого и неисчерпаемого сокровища; ведь большая радость охватит того, кто обнаружит заведомо бесчисленное и бесконечное сокровище, чем того, кто найдет возможным перечесть его до конца. Так святое незнание Твоего величия становится желаннейшей нищей моего ума, особенно когда я нахожу такое сокровище на своем поле и сокровище может быть моим [96] Матф. 13, 44. См. Прост, о мудр. I. .

О источник богатств! Ты хочешь, чтобы я имел Тебя в собственном обладании, но остаешься непостижимым и бесконечным сокровищем блаженств, конца которым никто не может желать, — ведь как желанию желать своего небытия? Хочет ли воля быть, хочет ли она не быть, само по себе желание не может успокоиться, оно стремится к бесконечности. Ты нисходишь и делаешься постижимым, Господи, но остаешься необъятным и бесконечным, и если бы Ты не оставался бесконечным, то не был бы конечным пределом желания; именно благодаря своей бесконечности Ты оказываешься пределом желания: интеллектуальное желание стремится не к тому, что может быть больше и желаннее, но ведь по сю сторону бесконечности все может стать больше и желаннее, так что предел желания бесконечен.

Ты, Боже, та бесконечность, которая только и желанна мне во всяком моем желании. Для меня не может быть более точного познания этой Твоей бесконечности, чем знание, что она бесконечна. Чем больше я постигаю твою непостижимость, Боже мой, тем больше я поэтому постигаю Тебя, полнее достигая предела своего желания. Все, что предстает мне будто бы способным открыть твою постижимость, я отбрасываю как сбивающее меня с пути. Мое желание, в котором отражаешься Ты, ведет меня к тебе, поскольку отвергает все конечное и постижимое: в конечном ему нет покоя, пока Ты ведешь его к себе. Но Ты безначальное начало и бесконечный конец, и Твое вечное начало, от которого желание имеет все, что делает его желанием, ведет его к этому бесконечному концу, беспредельному пределу; и причиной тому, что я, жалкий человек, не удовлетворился бы тобой, Богом моим, если бы знал Тебя постижимым, — Ты сам, ведущий меня к себе, непостижимому и бесконечному. Я вижу Тебя, Господи Боже мой, в восторге ума, потому что, если взор не насыщается глядением, а слух слышанием, тем менее ум насытится пониманием. Ничто постигаемое умом не может его насытить, помимо его цели и предела. Причем его насытит не то, чего он совершенно не понимает, а только то, что он понимает, не понимая: его не насытит ни такое умопостигаемое, которое он познаёт, ни такое умопостигаемое, которого он совершенно не познаёт; его способно насытить только такое умопостигаемое, которое он познает, познавая, что никогда нельзя постичь его вполне. Так человека, у которого ненасытимый голод, не насытит ни кратковременный хлеб, который можно поглотить, ни хлеб, который недоступен ему, а только такой хлеб, который, будучи доступен ему, хотя бы всегда поглощался, не может быть поглощен полностью, имея свойство при поглощении не уменьшать-ся, а оставаться бесконечным.

Ты показал мне себя таким желанным, Господи, что более желанным быть не можешь: Ты бесконечно желанен, Боже мой. Никто поэтому никогда не сможет любить Тебя, как Ты заслуживаешь, кроме любящего Тебя бесконечно. Не будь Ты сам бесконечно любящим, Ты не был бы бесконечно желанным; твоя желанность, или возможность быть бесконечно любимым, такова потому, что она есть и возможность бесконечно любить. От возможности бесконечно любить и возможности быть бесконечно любимым рождается бесконечная любовная связь бесконечно любящего и бесконечно желанного. Опять-таки бесконечное неумножаемо. Ты, Боже мой, Бог-любовь, есть и любящая любовь и желанная любовь, и связь любящей и желанной любви, то есть я вижу в тебе, Боге моем, и любящую любовь, и желанную любовь, а видя любящую любовь и желанную любовь, вижу любовную связь обеих, — точно так, как в Твоем абсолютном единстве я вижу единящее единство, соединяемое единство и связь обоих,-но все, что я вижу в тебе, есть только Ты сам, Боже мой. Ты есть одна бесконечная любовь, но ее природность и совершенство я могу видеть, только видя в тебе любящего, желанного и связь того и другого. В самом деле, как представить совершеннейшую и естественнейшую любовь без любящего, желанного и связи того и другого? На опыте нашей ограниченной любви я знаю, что ее сущность требует для своей совершенной полноты любящего, желанного и связи обоих; а того, что принадлежит к сущности ограниченной любви, не может быть лишена абсолютная любовь, от которой наша ограниченная любовь имеет все то, что в ней есть совершенного. Но чем любовь совершеннее, тем она проще, а Ты, Боже мой, любовь высшего совершенства и простоты; Ты — сама совершеннейшая, простейшая и естественнейшая сущность любви. Поэтому в тебе, Боге-любви, любящий, желанный и связь обоих не разные вещи, а одно и то же, сам Ты, Боже мой; поскольку желанное совпадает в тебе с любящим, желанность с любовью, связь совпадения [того и другого] есть тоже сущностная связь: в тебе нет ничего, что не было бы Твоей сущностью. Словом, то, что предстает мне тремя [разными вещами], — любящий, желанный и связь — есть сама твоя простейшая абсолютная сущность; стало быть, здесь не три, а одно. Эта твоя сущность, Боже мой, открывающая мне свою высшую простоту и единство, требует для высшей естественности и совершенства вышеназванной троицы, то есть твоя сущность троична, и все-таки в ней нет трех частей в силу ее максимальной простоты. Множественность вышеназванной троицы — такая множественность, что она и единство, а единство — такое единство, что я множественность. Множественность всей тройки есть множество без множественного числа; ведь множественное число не может быть простым единством, будучи множественным числом. Различение внутри троицы не числовое, поскольку числовое сущностно: число отличается от числа сущностью, В свою очередь это единство, поскольку троично, не есть единство единственного числа: единство единственного числа не троично.