Николай Кузанский - Сочинения в 2-х томах. Том 2

13. После соображений о первом начале выведу еще на основании сказанного кое-что о душе. Вспомни из предыдущего, что воздух неуловим никаким нашим чувством, если не имеет привходящих качеств. Если бы воздух жил чувствующей жизнью, он явно ощущал бы в себе идеи этих качеств. Причем воздух или тонок, или густ, или находится в среднем состоянии; тонкий это эфир. Чувствующая душа должна [была бы] оживлять соединенный с ней воздух, чтобы в оживленном воздухе чувствовать идеи предметов, скажем идею зримого в прозрачном и тонком живом воздухе, идею звука в обычном воздухе, идеи других чувств в сгущенном и изменившемся. Чувствующая душа — ни земля, ни вода, ни воздух, ни эфир или огонь: она дух, оживляющий описанным образом воздух [419] Воздух — т. е., в данном сравнении, тело. ; сочетание из этого духа и воздуха способно ощущать, через чувственно постигаемую идею переходя в действительность. Воздух — как бы тело жизни нашего чувствующего духа, посредством которого он животворит все тело и ощущает предметы. И он — не природы какого-то чувственного предмета, но более простая и высокая сила. Ощущение есть некое претерпевание. Идея воздействует на вышеназванное органическое тело. Что идея воздействует на тело, еще не означает ее телесности: в отношении этого органического тела она есть формирующий дух. И поскольку она ощущается, это тело должно быть живым и чистым, лишенным всякой [ограничительной] идеи. Душа, животворящая его и ощущающая в нем, будучи проще и абстрактнее всякого тела и идеи, совершенно ничего не познает без напряжения своего внимания. Ей всегда присуща животворящая и познавательная сила, которую она применяет, когда подвигнута к напряжению внимания. В самой чувствующей душе сверх животворящей силы есть некая познающая способность, как если бы душа была образом интеллигенции и сочеталась в нас с самой интеллигенцией. Луч света, видишь ты, проходит через цветное стекло, и в воздухе появляется идея цвета; воздух окрашен по подобию стекла этим свечением, отсветом цвета стекла. В отношении к нему цвет стекла подобен телу, а цвет воздуха — намерению (intentio) и духу [420] Неясно. Во всяком случае, речь уже идет о восприятии душой формирующих идей. . Идея этого намерения еще тоньше и духовнее [воздуха], потому что она — свечение воздуха. Она ощущается в зрении, то есть в воздушной прозрачности, живом оке. Чувствующая душа, оживляющая эту прозрачность, настолько духовна, что ощущает в своей чистейшей прозрачности даже отсвет свечения: она чувствует, что поверхность ее прозрачности, вполне бесцветная, окрашена по подобию, и, обращаясь к предмету, от которого идет свечение, она познает этот предмет посредством свечения, которое ощущает на поверхности своего прозрачного тела.

Еще. Поскольку видение возникает, только если глядящий напряжет внимание для восприятия свечения, или намерения, — ведь без напряжения внимания мы не видим прохожих, — то ясно, что видение возникает из намерения (intentio) цвета и внимания (attentio) видящего.

И еще. Если хорошенько рассмотришь, увидишь в том окрашенном воздухе подобие человека. В самом деле, человек есть тело, душа и дух. Тело подобно воздуху, душа — идее цвета, повсюду пронизывающего этот воздух, формирующего и расцвечивающего его, а дух — лучу света, освещающему цвет. Если бы наша разумная душа не имела в себе светящего в ней духа различения, мы не были бы людьми и ощущали бы все не отчетливее, чем другие живые существа. Этот светящий в нас свет дается свыше [421] См. «О даре Отца светов», начало и прим. 1. и не смешивается с телом; но что различает именно свет, мы видим на опыте и достовернейше знаем, что от этого нечувственного света у нас все различение, а с ним просвещение и совершенствование нашей животности. Если бы этот свет не светил в нас, мы совершенно уничтожились бы, как не видно никакого расцвеченного воздуха, когда солнечный луч перестает пронизывать цветное стекло.

И небо подобно такому стеклу. Оно содержит в себе зодиак [422] Зодиак — см. О возм.-бытии 23 и прим. 21. , или круг жизни. А сила творца всего подобна лучу. Из этих кратких слов извлеки материю для созерцания, которую, если захочешь, сможешь расширить.

Остается еще рассуждение о нашей сладостнейшей вере, превосходящей все своей достоверностью, единственной причине счастья; к раздумьям о ней обращайся основательно и часто.

Заключение. Более подробно наши прочие мысли об этих вещах найдешь в наших разных книжках, которые сможешь прочесть после этого компендия. И ты увидишь, как везде одно и то же первое начало по-разному открывалось нам и как мы по-разному описывали его различное проявление.

Эпилог, Все это руководство направлено на единую цель (obiectum); ведомый к ней Христом, Словом божиим, апостол Филипп говорил: «Господи, покажи нам Отца, и довольно для нас» [423] Иоан. 14, 8. . Отца Слова и равенства, всемогущего, мы выше называем «возможностью»; он единая цель и зрения ума, и чувственного зрения — зрения ума каков он в себе, чувственного зрения как он обнаруживает себя в знаках. Он — само могу (posse), могущественней которого ничего нет. Поскольку в Нем все, что может быть, то и все, что может быть, — в Нем, без его изменения, увеличения или уменьшения. Все вещи суть не что иное как то, чем они могут быть, а возможность, могущественнее которой нет ничего, составляет всю возможность бытия, и поэтому для всего, что есть, нет другой причины, кроме самой этой возможности быть: вещь есть потому, что есть возможность быть; и она есть это, а не другое, потому что есть высшее равенство [424] Или: «потому что [возможность} есть... равенство» . ; и она едина, потому что есть высшее единение [425] Или: «потому что [возможность] есть... единение» , . Так что во всем и через все зрению ума предстает только [возможность], ничего могущественнее которой нет. Это зрение не стремится ко многим и различным вещам, потому что не склонно ко множественному и различному, а природно тянется к самому могущественному, в чьем видении [426] Ср. О вид. Бога 4, 12. оно живет и успокаивается. Поскольку сила, сильнее которой ничего нет, есть максимально единая сила, то оно называет ее единством, сильнее которого ничего нет, а вещи, какие могут быть, называет числами. Но цель зрения ума — всемогущее, неизменное и неразмножимое единство, а не число, потому что в числе нет ничего, что он желал бы видеть, кроме самого единства, в котором все, что есть, чем может быть или во что может развернуться любое число: ум смотрит на исчисляющее во всяком числе [427] См. Прост, о мудр. I, 6; Об уч. незн. I 5, 14. , не на число. И ничего не может быть ни в каком как угодно большом или малом, четном или нечетном числе, кроме этой силы, могущественнее которой нет ничего и которая именуется единством [428] Это отождествление (перво) единства с posse, «могуществом», подготовлено в Предп. I 5, 18, прим. 19; II 5, 96, прим. 17 и др. . Так что опять цель зрения ума есть не что иное как возможность, могущественнее которой нет ничего, поскольку она одна без своего изменения может быть всем, будучи тем, без чего не может быть ничего; ведь как что-то могло бы быть без возможности быть? В конце концов если бы что-то могло быть без нее, то все равно, без возможности, могло бы!