Бертран Рассел - Этот безумный мир. «Сумасшедший я или все вокруг меня?»

Животное человек, подобно всем прочим животным, приспособлено к некоторой борьбе за выживание, и когда при посредстве значительного богатства гомо сапиенс может без усилий удовлетворять любые свои капризы, простое отсутствие в его жизни усилий уничтожает важную составляющую счастья. Человек, с легкостью получающий всё, к чему чувствует хотя бы умеренное желание, приходит к выводу, что достижение желаемого не приносит счастья. Если по складу характера такой человек философ, он заключает, что людская жизнь несчастна по своей сути, поскольку даже человек, заполучивший всё желаемое, остается несчастлив. Такой философ забывает, что обходиться без кое-чего из желаемого — неотъемлемая часть счастья.

Жизнь не строится по аналогии с мелодрамой, где герой и героиня проходят через невероятные злоключения, в награду за которые получают счастливый конец.

Если спросить любого американца или любого делового человека в Англии, чтó наиболее всего омрачает ему радость существования, он ответит: «Борьба за жизнь». Он скажет это со всей искренностью, он сам в это верит. В определенном смысле это правда; но в другом, и очень важном смысле, это глубоко ошибочно.

Такое явление как борьба за жизнь, разумеется, имеет место. Это может случиться с каждым из нас в случае беды. Это произошло, например, с персонажем Конрада Фальком, который очутился на брошенном командой судне. Он оказался одним из двух человек, у которых было огнестрельное оружие при отсутствии запасов пищи — кроме, разве, других людей. Когда эти двое исчерпали ту пищу, во взглядах на которую они сошлись, началась подлинная борьба за жизнь. Фальк победил, но с тех пор стал вегетарианцем.

Так что это совсем не то, что имел в виду бизнесмен, говоря о «борьбе за жизнь». Это неточная фраза, которую он выбрал, дабы придать достоинство чему-то ничтожному по своей сути. Спросите его, сколько его знакомых, людей его круга, умерли от голода. Спросите его, что случилось с его друзьями после их банкротства. Каждый знает, что прогоревший бизнесмен в смысле материального комфорта всегда устроен лучше, чем человек, который никогда не был богат настолько, чтобы иметь шанс прогореть. Таким образом, речь идет не о борьбе за жизнь, а о борьбе за преуспевание. Вступая в борьбу, эти люди страшатся не того, что им наутро нечем будет позавтракать, но того, что им нечем будет затмить роскошь соседей.

Что касается меня, при помощи денег я бы хотел обрести безопасный и гарантированный досуг. Но типичный современный человек посредством денег хочет получить еще больше денег, с целью затмить роскошью, показным величием и пышностью всех тех, кто доселе был ему ровней.

Если человек не обучен тому, что делать с успехом после его завоевания, достижение успеха неизбежно сделает человека жертвой скуки.

Пагубная склонность разума к состязательности с легкостью вторгается в самые неподходящие области. Возьмем, к примеру, чтение. Есть два стимула для чтения книг: первый — ради удовольствия; второй — чтобы этим хвастаться. В Америке среди дам вошло в обычай читать (или делать вид, что читают) определенные книги ежемесячно. Некоторые читают книгу полностью, некоторые читают первую главу, некоторые читают рецензию, но у всех на столах лежат эти книги. Правда, дамы никогда не читают шедевров. Никогда не случалось месяца, книгой которого Клуб любителей чтения выбрал бы «Гамлета» или «Короля Лира»; не было месяца, когда пришлось бы познакомиться с Данте. Следовательно, ведется чтение посредственных современных книжонок и никогда — шедевров. Это также влияние состязательности, возможно, не безоговорочно дурное, поскольку многие рассматриваемые дамы, предоставленные сами себе и далекие от чтения классики, читали бы книжонки еще худшие, чем те, что выбирают для них их литературные пасторы и наставники.

Преувеличенное внимание к соревнованию в современной жизни связано с общим упадком цивилизации, подобным тому, какой случился в Риме по окончании эпохи императора Августа. Мужчины и женщины неспособны наслаждаться более интеллектуальными удовольствиями.

Знание хорошей литературы, общепринятое среди образованных людей пятьдесят или сто лет назад, нынче ограничивается несколькими профессорами. Все спокойные и тихие удовольствия заброшены. Американские студенты как-то весной повели меня на прогулку в лес близ университетского кампуса, полный изящных диких цветов, но никто из моих провожатых не знал названия хотя бы одного их них. Что за пользы в подобном знании? Оно ничего не добавит к доходу.

Проблема возникает из общепринятой житейской философии, гласящей, что жизнь есть соревнование, в котором уважение и почет присуждаются победителю.

Не только работа отравлена философией соревнования; в равной степени отравлен и досуг. Спокойное и тихое восстановление сил и нервов на досуге привыкли считать скучным. Есть предел непрерывному ускорению, естественным итогом которого будут медикаменты и упадок сил. Исцеление от этого — в том, чтобы включить этот компонент разумного и спокойного удовольствия в гармоничный житейский идеал.

Скука. Скука может показаться эмоцией, присущей исключительно человеку. Животные в неволе, правда, становятся безжизненными, шагают взад-вперед, зевают, но в естественных условиях, я уверен, они не испытывают ничего подобного скуке. Бóльшую часть времени животные высматривают врагов или пищу, или то и другое; иногда они спариваются, иногда стараются согреться. Но даже если они несчастливы, не думаю, чтобы животные скучали.

Противоположность скуке, одним словом, — не удовольствие, но возбуждение.

Мы не так скучаем, как наши предки, но мы гораздо больше, чем они, боимся скуки. Мы пришли к знанию, вернее, к вере, что скука не составляет часть природы человека, но может быть изгнана соответствующе энергичной погоней за возбуждением.

Все, кто может, живут в городе; все, кто не может, в Америке водят машину или по крайней мере мотоцикл, позволяющий свободно передвигаться. И конечно, у всех в домах есть радио. Молодые люди и девушки встречаются друг с другом, прилагая гораздо меньше усилий, чем требовалось для этого ранее; и каждая домработница хотя бы раз в неделю требует такой степени возбуждения, коей хватило бы героине Джейн Остин на протяжении целого романа. По мере подъема по общественной лестнице погоня за возбуждением становится всё более и более напряженной. Те, кто может себе позволить, беспрестанно переезжают с места на место, перевозя с собою веселье, танцы и выпивку, по некоторым причинам ожидая насладиться всем этим на новом месте более интенсивно.