Аристотель - Природа политики

При извращениях государственных устройств как правосудие, так и дружба возможны в очень малой мере, и менее всего при наихудшем извращении, ведь при тирании дружба невозможна совсем или мало возможна. Действительно, если у властвующего и подчиненного нет ничего общего, нет и дружбы, потому что и правосудия нет, как, например, в отношениях мастера к его орудию, души к телу, господина к рабу. В самом деле, обо всех этих вещах заботится тот, кто их использует, но ни дружбы, ни права не может быть по отношению к неодушевленным предметам. Невозможна дружба и с конем или быком или с рабом в качестве раба. Ведь тут ничего общего быть не может, потому что раб – одушевленное орудие, а орудие – неодушевленный раб, так что как с рабом дружба с ним невозможна, но как с человеком возможна. Кажется ведь, что существует некое право у всякого человека в отношении ко всякому человеку, способному вступать во взаимоотношения на основе закона и договора, а значит, и дружба возможна в той мере, в какой раб – человек.

В ничтожных размерах, таким образом, дружба и правосудие возможны даже при тираниях, а в демократических государствах в большей степени, ибо у равных много общего.

14 (XII). Как мы уже сказали, всякая дружба существует при наличии взаимоотношений, т. е. в обществе, а дружбу родственников и товарищей можно выделить особо. Дружественные отношения сограждан, членов филы, спутников в плавании и тому подобные, видимо, больше походят на отношения между членами определенных сообществ, ибо они явно основаны на каком-то соглашении. В этот ряд, вероятно, можно поставить и отношения между гостем и гостеприимцем.

Что касается дружбы родственников, то и она, по-видимому, имеет много разновидностей, но любая обусловлена отеческой, ибо, с одной стороны, родители любят детей как часть самих себя, а с другой – дети любят родителей, будучи частью от них. Знание родителей, что дети от них, глубже, чем знание рожденных, что они от родителей, и «тот-от-кого» сильнее привязан к своему порождению, чем рожденный к своему создателю. Действительно, то, что исходит из чего-либо, – родное для того, откуда исходит (например, зуб, волос или что бы то ни было – для их обладателя), но для того, что исходит, «то-из-чего» оно исходит ничего не значит или, во всяком случае, значит меньше. Есть разница и с точки зрения срока, а именно: родители любят свои порождения сразу же, а дети родителей – по прошествии известного времени, когда они начнут соображать или чувствовать. Отсюда также ясно, почему матери сильнее питают дружбу к детям, нежели отцы.

Итак, если родители к детям питают дружбу как к самим себе (ведь отделенные от них их порождения – это как бы другие они сами), то дети питают дружбу к родителям как их естественные порождения, а братья любят друг друга оттого, что они по природе от одних и тех же родителей, так как одинаковость с точки зрения происхождения создает одинаковость в их отношениях друг с другом; отсюда и выражения: «одна кровь» и «один корень» и тому подобные. Братья, таким образом, представляют собою одно, даже будучи раздельными существами.

Для их дружбы также много значит совместное воспитание и близость по возрасту, ибо «сверстник к сверстнику» и при близком знакомстве бывают товарищами, именно поэтому дружба братьев подобна дружбе товарищей. Что касается двоюродных братьев и прочих родственников, то их привязанность основана также на этом, потому что они происходят от одних предков, причем одни более родные, а другие менее, в зависимости от близости или дальности родства с прародителем.

Дружественность детей к родителям и людей к богам существует как дружественность к благу и превосходству. В самом деле, родителям дети обязаны величайшими благодеяниями, так как в родителях причина самого их существования в воспитания, а затем и образования. Такая дружба заключает в себе настолько больше и удовольствия, и пользы, нежели дружба с чужими, насколько в жизни родных больше общего. В братской дружбе присутствует именно то, что в товарищеской, причем между добрыми братьями и вообще в дружбе похожих этого больше в той мере, в какой братья ближе товарищей и возможность любить друг друга имеют с рождения, и в той мере, в какой более схожи правами происходящие от одних родителей и получившие одинаковое воспитание и образование; да и проверка временем у них самая длительная и самая надежная. У остальных родственников проявления дружбы также соответствуют степени родства.

Мужу и жене дружба, по-видимому, дана от природы, ибо от природы человек склонен образовывать, скорее, пары, а не государства – настолько же, насколько семья первичнее и необходимее государства, а рождение детей – более общее назначение живых существ в сравнении с назначением человека. Но если у других животных взаимоотношения и сообщество существуют лишь постольку, поскольку они вместе рождают детей, то люди живут вместе не только ради рождения детей, но и ради других надобностей жизни. Действительно, дела с самого начала распределены между супругами так, что у мужа одни дела, а у жены другие; таким образом муж и жена поддерживают друг друга, внося свою долю участия в общее дело. Этим объясняется, видимо, то, что в данной дружбе присутствует как польза, так и удовольствие. Она будет и дружбой по добродетели, если и муж, и жена – добрые люди, ведь тогда у каждого из них своя добродетель и оба будут такому радоваться. А дети, как считается, тесно связывают супругов, потому-то бездетные скорее разводятся: дети – это общее обоим благо, а общее благо объединяет.

Вопрос, как следует жить мужу с женой и вообще другу с другом, по-видимому, ничем не отличается от вопроса, как им жить правосудно, потому что неодинаково правосудие в отношениях друга к другу и в отношениях с чужим, или товарищем, или соучеником.

15 (XIII). Поскольку существуют три вида дружбы, как было сказано в начале, и при каждой разновидности друзьями бывают как на основе уравнивания, так и на основе превосходства (ведь и одинаково добродетельные бывают друзьями, и лучший с худшим, то же справедливо и для друзей, доставляющих друг другу удовольствие, или друзей из соображений пользы, потому что и они могут быть и равными с точки зрения взаимной поддержки, и разными), постольку ровни сообразно своей уравненности должны быть равны и в чувстве дружбы, и во всем остальном, а неровни должны воздавать друзьям пропорционально превосходству друзей.

Вполне понятно, что жалобы и упреки возникают исключительно или по преимуществу при дружбе ради пользы. А будучи друзьями во имя добродетели, охотно делают добро друг другу (потому что это присуще и добродетели, и дружбе); у тех же, кто наперебой оказывает друг другу благодеяния, не бывает ни жалоб, ни ссор, ибо никто не сердится на человека, питающего дружбу и делающего добро, напротив, в меру своей учтивости отплачивают ему, делая добро в свою очередь. А кто делает добро с избытком, достигая при этом цели своих стремлений, не станет, конечно, жаловаться на друга, ведь стремится каждый к благу. Редки жалобы у друзей ради удовольствия; в самом деле, оба, коль скоро они наслаждаются совместным времяпрепровождением, одновременно получают то, к чему стремятся, и, жалуясь на того, кому он не нравится, человек показался бы смешным: есть же возможность не проводить дни совместно.