Марк Антонин - Наедине с собой

Данное рассуждение относится к стоической философии: не благо и не зло – суть вещи безразличные, то, к чему устремляется стоик. Безразличные, средние вещи, тем не менее, могут привести как к пороку, так и к добродетели – все зависит от человека, который их использует, но не от самой вещи. К примеру, топор: кто-то использует его для колки дров, чтобы затем отапливать помещение – и это использование во благо, а вот Раскольников у Достоевского использовал топор для убийства – и это явное зло. Причем изначально топор – вещь безразличная, не относящаяся ни к пороку, ни к добродетели, и сама по себе, в соответствии с учением стоиков, безразличная в отношении счастья. Вывод однозначен: именно человек решает, каков будет поступок – будет ли он порочен или добродетелен, но вещь безразличная, средняя, не подталкивает его ни к тому, ни к другому. Однако есть еще один нюанс в стоической философии: в безразличных вещах и явлениях различаются вещи и явления предпочтительные и нет. К примеру, здоровье – вещь/явление предпочтительное, а вот болезнь – с точностью до наоборот. Предпочтительные вещи и явления соответствуют природе (в соответствии со стоической философией).

Как быстро все исчезает: самые тела в мире, память о них в вечности! Каково все воспринимаемое чувствами, в особенности то, что манит нас наслаждением, или отпугивает страданием, или прославляется тщеславием? Как все это ничтожно, презренно, низменно, бренно и мертво! Вот на что следует направить способность мышления. Что представляют собою те, убеждения и голоса которых рождают славу?

«А судьи кто?» – вопрос, занимавший многих и блестяще сформулированный Грибоедовым в комедии «Горе от ума». Цель стоиков в плане суждений заключалась в том, чтобы суждения соответствовали реальному положению вещей, в противном случае ложное суждение приводит к ложному знанию. Следовательно, вопрос суждения весьма важен, ведь именно от него зависит либо истинность, либо ложность представления о предмете, явлении, человеке и так далее. Прекрасный совет по выбору судей дал А.С. Пушкин в своей притче «Сапожник», посоветовав каждому судить лишь о том, в чем он действительно хорошо разбирается («Суди, дружок, не свыше сапога!»). Марк Аврелий одобрил бы подобный подход.

Что такое смерть? Если взять ее самое по себе и отвлечься от всего, что вымышлено по ее поводу, то тотчас же убедишься, что она не что иное, как действие природы. Бояться же действия природы – ребячество; смерть же не только действие природы, но и действие, полезное ей.

Подобные взгляды излагали и другие философы стоической школы, называя смерть пугалом, которого боятся дети, ошибаясь в своем страхе – в пугале нет ничего ужасного. С другой стороны, данное высказывание можно рассматривать как некое утешение умирающему человеку, как «мантру», с помощью которой преодолевается страх смерти, возможно – страх неожиданной, несвоевременной смерти, прерывающей дела и поступки, которые задуманы и считаются человеком важными.

Как и какою частью своего существа соприкасается человек с богом и что делается с этой частью по ее отделении?

Вечный вопрос, которым задаются все философские направления, все религии – вопрос души, вопрос бессмертия, вопрос смысла существования как человека отдельно, так и человечества в целом, а также всего сущего.

Нет ничего более жалкого, нежели человек, измеряющий все вдоль и поперек, пытающийся, как говорит поэт, «мерить просторы земли, спускаясь под землю», разгадать тайну душ окружающих его людей, но не сознающий, что для него вполне достаточно общения только со своим внутренним гением и честного служения ему. Последнее же заключается в том, чтобы оберечь его от страстей, безрассудства и недовольства делами богов и людей. Дела богов почтенны своим совершенством, дела людей любезны нам в силу родства с ними. Но иногда последние возбуждают некоторого рода жалость: когда в них проявляется неведение добра и зла – уродство не меньшее, нежели неспособность различать белое и черное.

Внутренний гений в данном случае вовсе не способность, присущая тому или иному человеку, его талант и тому подобное. Для стоиков внутренний гений – это личное божество, дух-покровитель, аналог ангела-хранителя в христианстве. Такой внутренний гений, дух-покровитель считался прямой связью человека с божественным началом, разумной душой/разумом. Любопытно, что такая разумная душа человека является независимой, она – нечто внешнее, не зависящее от конкретного самосознания. Кстати, душа в христианстве – неотъемлемая принадлежность конкретного человека.

Отвлекаясь от стоических формулировок и определений, можно сказать, что Марк Аврелий дает весьма действенный совет для любого творчества: успех творчества, будь то поэзия либо даже подковка блохи, зависит вовсе не от внешнего, но от внутреннего, и творцу достаточно прислушиваться к собственному «я», к своей душе, к ее порывам. Как пел Окуджава: «Каждый пишет, что он слышит, каждый слышит, как он дышит, как он дышит, так и пишет, не стараясь угодить. Так природа захотела, почему, не наше дело, для чего, не нам судить». Начало любого творчества, его истоки – внутри, в душе творца.

Если бы даже ты рассчитывал прожить три тысячи лет и еще тридцать тысяч, все же ты должен помнить, что никто не лишается другой жизни, кроме той, которую он изживает, и никто не изживает другой жизни, кроме той, которой лишается. Поэтому самая продолжительная жизнь ничем не отличается от самой краткой. Ведь настоящее для всех равно, а следовательно, равны и потери – и сводятся они всего-навсего к мгновенью. Никто не может лишиться ни минувшего, ни грядущего. Ибо кто мог бы отнять у меня то, чего я не имею?

Подобные рассуждения не являются личным изобретением Марка Аврелия, до него мысль о потере всего лишь единственного мгновения – настоящего мгновения, а не ушедшего прошлого и не наступившего будущего, уже высказывалась другими философами, в том числе Сенекой.

Итак, следует помнить о двух истинах. Во-первых: все от века равно самому себе, пребывая в круговороте, и потому вполне безразлично, наблюдать ли одно и то же сто лет, или двести, или же бесконечное время. Во-вторых: наиболее долговечный и умерший, лишь начав жить, теряют, в сущности, одно и то же. Настоящее – вот все, чего можно лишиться, ибо только им и обладаешь, а никто не лишается того, чем не обладает.

Все зависит от убеждения. Это ясно из изречений циника Монима. Но и польза его слов будет ясна для того, кто сумеет уловить заключающееся в них ядро истины.

Циник (киник) Моним – Моним Сиракузский (IV в. до н. э.), друг и ученик Диогена Синопского. Известен тем, что презирал любое мнение, стремясь к истине. Считается автором четырех философских сочинений, но до нашего времени не дошло ни одно, упоминания о высказываниях Монима сохранились лишь в трудах Диогена Лаэртского, который писал о знаменитых философах, их жизни и учениях.