Александр Богданов - О пролетарской культуре (1904-1924)

Но еще гораздо значительнее ограниченность той основной точки зрения, которая проникает всю буржуазную науку, потому что подсказывается ей самим положением буржуазных классов в социальной системе и, следовательно, всем их бытом. Эта особенность заключается в отрыве науки от ее действительной основы – общественного труда.

Начало этому отрыву было положено обособлением труда умственного от физического. Само по себе это еще не исключает сознания неразрывной связи практики и теории в общественном процессе, как едином целом. Но для буржуазных классов это целое невидимо, находится вне поля их зрения. Они воспитываются на индивидуальном хозяйстве, частной собственности, борьбе рынка; вследствие этого они индивидуалистичны по своему сознанию, и социальная природа науки им недоступна, непонятна. Для них наука не есть организованный коллективно-трудовой опыт и орудие организации коллективного труда; для них познание есть нечто само по себе, нечто даже противоположное практике, имеющее свою особую «идеальную», «логическую» природу, и если фактически может руководить практикой, то именно в силу этой особой высшей природы, а отнюдь не потому, что из практики происходит и ради нее вырабатывается.

Между тем, для нас наука способна руководить трудом именно в силу своей трудовой природы. Буржуазная точка зрения совершенно перевертывает действительные соотношения. Такие извращения принято называть фетишизмом. Здесь перед нами своеобразный фетишизм, который можно назвать «отвлеченным фетишизмом познания».

Развитие буржуазного мира шло во всех областях его творчества, в том числе и в области науки, по пути все возраставшей специализации. Наука дробилась на отрасли, число которых возрастало. Расхождение их усиливалось, все более уменьшая живое общение между ними; индивидуалистическое разъединение людей обостряло этот процесс, потому что, если специалисты одной отрасли еще вынуждаются необходимостью взаимно делиться опытом и мыслями, то специалисты разных отраслей сравнительно свободны от такой необходимости. Этим путем наука пришла к великой разрозненности, подобной разрозненности самого капиталистического общества; и в такой же аналогии – анархически шло ее развитие.

Результат был тот, что буржуазная наука хотя накопила во всех областях громадное богатство материала и методов его разработки, но не могла привести его в стройную и планомерную, целостную организацию. Каждая специальность создала даже свой особый язык, непонятный и для ученых другой специальности, не только для широких масс. Одни и те же соотношения и связи опыта, одни и те же приемы познания изучаются в разных отраслях, как вещи совершенно различные; методы одних отраслей с трудом и большим опозданием проникают в другие.

Во всех науках о жизни идея приспособления служит основной руководящей точкой зрения. В социальных науках вообще и в политической экономии в частности на деле изучаются именно процессы человеческого приспособления: но даже самого слова «приспособление» вы там почти не встретите. Речь идет только об «интересах», «выгоде». Это – только субъективная сторона приспособления, и благодаря непониманию этого, многие вопросы объективного приспособления не могут быть правильно поняты. Приведу еще более грубый пример: в мои школьные годы учили в арифметике пропорции, тройное правило, простое и сложное, правило процентов; учет векселей; и даже тогда мне, ребенку, было странно, почему это все разделяют и учат особо, когда это – одно правило. Такое смешение языков в современной разрозненной науке, – своего рода столпотворение вавилонское в смягченной форме, – неизбежный источник дезорганизации. Отсюда и узость кругозора, цеховая ограниченность, развивавшаяся в людях науки, ослаблявшая и замедлявшая творчество.

Развитие машинного производства, внося единство в технические методы, вызвало и в науке тенденцию к объединению методов, к преодолению вредных сторон специализации. Многое сделано в этом направлении; но, пока остается коренной отрыв всех отраслей науки от их общей, социально-трудовой основы, до тех пор эта тенденция может действовать только в частностях, но не привести к стройной и единой организации науки в целом.

В высшей степени важно и интересно, что объединение методов науки идет прямо из области производства. Так, вся область физико-химических наук объединяется теперь принципом энергетики. Но что такое энергетика? Это принцип машин, прямо перенесенный в познание; ибо машины именно и выполняют на деле превращение энергии. Но для буржуазии, отошедшей от производства, эта связь с ним энергетики остается непонятной и даже незаметной.

Буржуазная наука мало доступна рабочему классу. Она слишком громоздка по чрезмерному накоплению и недостаточной организованности материала. Самый язык ее, тяжелый, трудный, является одним из серьезных препятствий, чтобы овладеть ею. Кроме того, буржуазная наука является товаром, который продается слишком дорого для рабочего класса. Но все же отдельные энергичные представители рабочих преодолевают эти препятствия и овладевают той или иной отраслью знания.

Каковы же результаты? Получает ли рабочий то, что ему нужно? Дает ли ему буржуазная наука могучее средство для осуществления слияния науки с жизнью?

Нет. Получаются обычно иные результаты. Рабочий, незаметно для себя, пропитывается духом буржуазной культуры, усваивает себе ее мировоззрение, отрывается от трудовой природы науки и от связи со своим трудовым классом. Незаметно для себя он превращается в духовного аристократа с типичными признаками цеховой ограниченности. Его душа получает отпечаток буржуазной культуры.

Такова картина. Она достаточно определенна для того, чтобы сделать соответствующие выводы, а именно: необходимо пересмотреть современную науку с пролетарской точки зрения как по содержанию, так и по форме изложения; необходимо создать новую организацию как для разработки, так и для распространения науки в рабочих массах. В большинстве научных отраслей выполнение этих задач будет означать планомерное получение наследства старого мира; но в некоторых отраслях знания потребуется широкое и глубокое самостоятельное творчество. Все это необходимо, чтобы вновь связать науку с миром труда, заполнить пропасть, вырытую буржуазной наукой, сделать так, чтобы в сознании масс она была тем, что есть на деле: практическим опытом человечества, орудием организации его практики.

До сих пор лишь общественные науки, и то отчасти, выполняли эту задачу; дело начал и больше всех осуществил Карл Маркс. Но этого мало. Эта работа должна быть распространена на все области познания. Преобразование это сделает науку жизненно близкою для рабочего класса.